Ольга Трушкина - Гитлер-сюрприз, или Затерянный остров

Исаак Поппер погиб при очень странных обстоятельствах: на него упала тяжелая бронзовая статуя, много лет украшавшая сиреневый будуар. Это была прекрасная скульптура изображавшая Дон Кихота в натуральную величину в латах и с копьем в руке. Сие произведение искусства подарили Попперу коллеги на юбилей несколько лет назад, специально для этого случая ее отлили в мастерской по изготовлению надгробий и памятников. Как она могла обрушиться на злополучного Исечку, милиция не сумела выяснить. Происшествие посчитали несчастным случаем, дело закрыли. Олимпиада унаследовала все движимое и недвижимое имущество супруга, который так и не успел подать заявление о разводе.

И мадам Поппер-Душкина осталась безутешной вдовой, богатой и свободной, как птица. На работу в кукольный театр она устроилась по совету Эльвиры Павловны, чтобы увеличить шансы на новый брак. Учительница музыки была великим спецом в вопросах замужества, несмотря на то, что сама ни разу не состояла в браке. И на этот раз Эльвира оказалась права, ведь Генрих подвернулся Олимпиаде именно в театральном коллективе. А теперь была веселая свадьба.

Валерьян Северьянович, маленький тщедушный старикашка, взял на себя роль тамады, он постоянно произносил длинные веселые тосты за жениха и невесту с истинно грузинским красноречием. Его огромная усатая супруга Натела выполняла обязанности хозяйки: подносила с кухни угощения, убирала грязные тарелки и пустые бутылки. Эльвира Павловна обеспечивала музыкальное сопровождение: сидела за роялем и наигрывала приятные мелодии и песни, которые с жаром исполнял знаменитый Семен Семериков, узким бородатым лицом и манерой пения, несколько напоминающий старого козла. Было очень весело.

Олимпиада Ивановна нарядилась в красивое вечернее платье бледно-зеленого цвета, щедро украшенное стразами и перьями. Генрих был в том же самом костюме, в котором три года назад женился на Маше. Покупать новый Поппер-Душкина посчитала излишним расходом.

Медового месяца у молодых не было. На следующий же день после свадьбы ситуация в семье Кружкина перевернулась с ног на голову. Началось все так: Олимпиада Ивановна вместо того, чтобы принести мужу завтрак в постель, дала ему хорошего пинка под зад толстой короткой ногой и сказала:

– Милый Анри, с этого дня ты сам будешь бегать в ресторан за кофием и круассанами, как раньше это делала я.

– Да что ж такое-то! Милая, могла бы и сама сходить, тем более, что ты уже привыкла.

– О, Анри, на привычку есть отвычка. Разбаловала я тебя! Ступай без разговоров, а то на работу опоздаем!

Делать нечего, возражения были бесполезны. Генрих, злобно шипя, оделся и спустился в ресторан.

Сладкой жизни, о которой он мечтал с детства, так и не получилось. Теперь на Кружкине лежало множество неприятных и непривычных для него обязанностей: хождение за продуктами, уборка огромной квартиры, мытье посуды, а также выполнение всевозможных капризов и прихотей мадам Поппер-Душкиной. Она могла разбудить мужа среди ночи и отправить в супермаркет за ананасами и шампанским, мороженым, свежей клубникой или красной икрой, причем потом пожирала все эти деликатесы совершенно самостоятельно, без всякого участия Генриха.

– Милый Анри! Ты должен выполнять мои маленькие скромные просьбы, ведь я представительница прекрасного пола и имею право на дамские капризы.

А если Генрих пытался что-то возразить, то в него немедленно летел какой-нибудь тяжелый предмет: бронзовая пепельница, пресс-папье или канделябр.

Были и другие неприятные моменты. Питаясь изысканными деликатесами из ресторана, Олимпиада кормила мужа только сваренными на воде кашами, мотивируя тем, что у него, якобы, больной желудок. Она говорила:

– Драгоценный Анри! Ты у меня такой худенький, хрупкий. В этом виновато больное пищеварение. Тебе необходимо питаться исключительно здоровой пищей: овсяной и гречневой кашей – и никакого кофе со сладостями, только травяные чаи! Я хочу жить с тобой долго и счастливо, поэтому буду следить за твоим здоровьем.

Генриха такое положение ох, как не устраивало! Его огромный жадный желудок требовал обильной и вкусной еды, к которой приучила его Маша. Кружкину было тошно от одного вида сваренных Олимпиадой каш, а без кофе он постоянно чувствовал себя разбитым и немощным.

– Так дело не пойдет, Генрих Валентинович! Вот это, я понимаю, вы влипли, по самые уши! Немедленно примите меры, а иначе помрете голодной смертью, придется вам сыграть в ящик, и я не думаю, что вы выйдете победителем в этой игре! М-да, – повторял он сам себе, но принять решительные меря никак не решался.