Кирилл Маев - БЕЗ НАЗВАНИЯ

Я подошел к ванной. Облупленная дверь, старая. Я постучал. Вода накрывала своим шумом. Все громче и громче. Этот гул..

Проспект рассекал меня на тысячи частей. Ветер в лицо. Знобит.

– Слушай, ты давно уже не отвечаешь, я хочу с тобой встретиться, – окликнул кто-то меня.

– Что? – крикнул я на ходу.

– Ты уже два месяца не выходишь на связь – друг мой, прошу, давай вечером сегодня встретимся?

– Нет, я не знаю.. может, я был занят работой.

– Тебя же уволили как полгода?

– Полгода? Не может быть, мне нужно подготовить бумаги к понедельнику.

– Послушай, да стой же ты! Что с пальцами?

Наступила среда. Утро было мутным, но я пытался вспомнить – хоть что-то, хоть где-то, ну или хотя бы день рождения Евы Браун. Она ела на день рождения торт?

– Мы пришли, – раздавались голоса за дверью.

– Вы молодцы.

– Может, мы войдем?

– Может, и войдете.

– Но что-то вы нас не впускаете.

– Нет, не впускаю.

Я быстро оделся, посмотрел в окно – разочарование. Солнце где-то было, я ловил отголоски тонких лучей, и пытался засунуть их внутрь себя, но ветер, пронизывающий щели окон, выбивал из меня остатки тепла. Только мутность и безразличие.

– Честно говоря, последние события говорят о том, что мне глупо вам что-либо показывать.

– Показывайте.

– Понимаете, тот человек – он был просто сумасшедший! И никто ничего у него не воровал.

– Не понимаем, о чем идет речь.

– Нет?

Мы идем к его дому. Идем, идем. Как-то глупо это со стороны выглядит. Еще и позавтракать не успел. Надо рассказать им про близнецов, надо все им рассказать, пока не поздно.

– Сейчас расскажу.

– Не надо нам ничего рассказывать, – отвечают они.

– Это правдивая история!

– Нет, не правдивая.

Мы идем десять, двадцать минут. Потом тридцать. Странные переулки, странные люди в переулках, меня путает, ведет не туда, где-то здесь большие панорамные окна, а за ними – прекрасные звуки рояля, а за ними – море, солнечное море с теплым песком и беззаботностью. Мы с ней – на этом песке, вдвоем, юны, счастливы.

И нет ничего прекраснее, и нет ничего.

В конечном итоге мы сворачиваем на нужную улицу, поворачиваем еще на одну и..

..и оказываемся снова у моего дома.

– Пришли? – спрашивают.

– Если честно, я не понимаю, как так получилось.

– Вы уверены, что правильно шли?

– Когда шел, был уверен, что правильно.

– Это же ваш дом?

– Ну, не целиком..

– Ну, и не целиком, да.

Кажется, они все в сговоре. Пытаются меня одурачить. Обмануть – как и все вокруг, как и все человечество. Ложь, ложь, вокруг сплошной обман. Ох, я помню, это все началось еще с тебя – сука – я помню, и твое сиреневое платье, и волосы, и глаза – ты просто дрянь.

Лишь это слово способно обидеть.

– Знаете, – говорю я полиции, – мне надо связаться с тем человеком, с настоящим, у которого две руки.

– Две руки?

– Просто поверьте, я и сам хочу понять, что происходит!

– Мы сами с вами позже свяжемся.

Они уходят, ухмыляясь, а мне не смешно. Мне страшно. Окна трясутся от ветра. Меня трясет.

– Тебя же уволили как полгода?

– Полгода? Не может быть, мне нужно подготовить бумаги к понедельнику.

– Послушай, да стой же ты! Что с пальцами?

Я побежал, и бежал быстро. Господи, что он несет? Я видел, как человек бежит по улице, он бежал, а я наблюдал за ним. Дыхание перехватывало. Он бежал быстрее, и в правом боку начало колоть.

После работы я зашел в кафе. Тяжелый вышел день. В голове какая-то каша – ничего не могу собрать воедино. Бумаги-бумаги, кажется, это было как-то связано с музыкой.

Это была она. Там – в кафе.

Она сразу меня узнала – глаза вспыхнули. Рядом с ней сидел какой-то парень. У нее разве не сутки на работе сегодня?

– Привет, – сказал я.

– Да, привет.

– Когда ты будешь дома? Я волнуюсь.

Она посмотрела на своего друга.

– Ты что имеешь ввиду?

– У тебя же сегодня смена кончается? Что ты вообще здесь делаешь, кто он?

Парень недовольно посмотрел на меня.

– Слушай, уходи, – сказал он, – оставь уже нас в покое.

– Нет, постой, я не понимаю, что происходит?

– Уходи, – сказала она, потупив взгляд.

– Но я же жду тебя, я же..

– Уходи, я уже все тебе сказала.

Парень поднимается из-за стола. Полегче, полегче. Вы – вместе? А мы? Мы ведь тоже. Мы были вместе? Мы были?

Как ты могла.

Как ты могла

Как ты

Как ты?

Я выхожу на улицу.

Передо мной гигантские клавиши. Под ними пропасть – с одной стороны, там, где кончаются белые. Я иду по этим белым – пытаюсь, они большие, по пять метров в ширину каждая, и длинные – бесконечно длинные, уходящие в эту пропасть. Над ними – черные, уходящие в темноту, но на них не залезть. Клавиши скользкие. Очень скользкие. Кроме них ничего нет. Я начинаю скатываться в пропасть по белым. Иду и скатываюсь – слишком скользко. Я не могу зацепиться ни за что – пальцы, что с моими пальцами?