Владимир Киселев - Собрание сочинений

Вова Киселев

ДОЧКИ - МАТЕРИ

- Скушай помидорку, Светик.

- Нет!

- Ну скушай.

- Не буду!

- А ну жри помидор, быстро!

- Не хочу-у-у! (плачет)

- Я кому сказала, жри! (пихает в рот помидор)

- В-э-э! (плачет еще громче)

- Ах ты выплевывать, сука!

- А-а-а-а! (нечленораздельные крики, плач)

- Я тебе покажу, как выплевывать! Я за него деньги платила, а она выплевывать! (достает молоток и бьет ребенка по голове)

Девочка дергается и затихает.

- Вот попросишь, а я тебе не куплю больше.

Девочка обиженно смотрит одним глазом (второй вылетел и висит, словно на веревочке), и ничего не отвечает.

Наверное обиделась, дурочка!

Вова Киселев

ЛУНА

Пустота и темнота. И только Луна смотрит в окно. Смотрит и молчит. А ведь хочет что-то сказать, а молчит падла! Я то знаю, она хочет, а молчит! Молчит и хочет. Ненавижу! Нельзя как нормальные люди сказать: "Да, я хочу!". Так нет, она мозги крутит, смотрит так ласково, глазами моргает и молчит. Я выхожу на улицу и кричу: "Ну скажи хоть слово, скажи!". И опять молчание, и опять пустота, и опять темнота. Луна, ты дура! Я же вижу, когда я голый выхожу на улицу, ты смотришь во все глаза, и хочешь что-то сказать и молчишь, молчишь, сука! А этот доктор тоже дурак, это ж надо такое сказать, что Луна это не женщина, а спутник Земли. Да он ненормальный! Извращенец! Ему наверное нравится Солнце, эта уродина, на нее же противно смотреть, вся в пятнах и глаза слезятся, вот действительно противная рожа. А я Луну люблю, и она меня, только она молчит - хочет и молчит, но я то знаю, а доктор извращенец! Но я то хитрый, я его обманул, я согласился, что Луна не женщина. Конечно она не женщина - она девушка. Не то что Солнце - дура желторожая! Ну ладно, пойду еще раз по улице голый побегаю, может откликнется, а если нет, то уйду к Солнцу, она то мне в первый день ответила.

Вова Киселев

Лекция по высшей математике

или мысли про себя

Познавший дождик,

познает все.

Я

Интеграл возник передо мной внезапно, с шумом разваливаясь на части, и тут же тая, как тает в теплой комнате снег, прилипший к лыжам, оставляя противные, грязные лужицы, подобные тем лужицам, которые возникают, когда маленькая волосатая собачка написает на пол.

Д, кстати, о чем я? Впрочем не важно. Грязные собаки дырявят взглядом пол, даже не подоозревая об этом. Маленькие жучки дырявят взглядом собак и даже не подозревают об этом. Так почему я должен знать о чем будет рассказ? Ведь это же не интересно. Лучше писать как-будто только читаешь его и открываешь все новое и новое. За каждой буквой - неизвестность. Значит я пишу рассказы для себя? Нет! Ведь неизвестность превращается в известность, и неизвестно кто создает образы - мы их или они нас. Маразм, сумасшедствие, - скажете Вы. Да это правда. Сойти с привычного потока сознания - это так страшно, ведь там темно и там неизвестность. Но вот ты ушел вправо или влево, хотя там не направления, там есть только желание соскочить в область подсознательного, и появляются новые слова и новые образы, и слова льются с ручки бурным потоком, и не надо задумываться над смыслом, его просто нет. Есть красота, безумная красота, но ее не так просто достигнуть, если не обладаешь богатым воображением. Для этого и нужны рассказы, подобные этому, хотя может и не нужны. Ну ладно, пора закругляться (лекция кончается)... Итак интеграл возник передо мной, но я забил его потоком слов, которые я уже забыл, как впрочем и интеграл, чего я собственно и добивался.

Прискорбно, но это конец.

Вова Киселев

НА ГРАНИ

Стояла банка на столе.

Зачем стояла?

Зачем карабкаться по грани куба, цепляясь за липкую поросль дождя?

Зачем копаться в клубах дыма, держась одной рукой за побеги ветра?

Зачем искать реку меняя перчатки на листья ночи?

Бесполезные занятия! И мало того - бессмысленные до ужаса, страха, террора. Зачем последнее? Террора не бывает без страха, страха без террора.

Зачем заниматься всем этим, если ветряные мельницы дырявят небо, подобно грибам, растущим на поверхности склепа. Сырого, смрадного, темного склепа. Там похоронен медведь. Тяжелый, волосатый, набитый опилками, пахнущий опилками, лежащий среди опилок. А стружки? А на стружках растут грибы. Те самые грибы, которые дырявят небо. И они пахнут как двери. Двери, свежеспиленные и поставленные среди ночи охранять небо от ветряных мельниц. Не правда ли продуманная система: небо-грибы-мельница, мельница-грибы-небо. И так они существуют вечность, если не больше. Они ужасно, страшно, избыточно надоели друг другу, но взаимодействуют и сидят в одной камере, имя которой склеп. И не будем забывать медведя. Он ключевой элемент в этой системе. Что такое ключевой элемент? Это ключ. Большой, жирный, черный. Он смотрит на Вас и просит зайти через день или два. А пока он спит и видит сны. И видит он небо, и видит он двери, и видит он грибы, даже не грибы, а плесень, если не сказать гниль. Но это не важно, а важно то, что когда приходишь через день или два, он просит зайти еще через день или два, и так длится вечность, если не больше. Поэтому и зовется он ключом. Ключом, которым нельзя ничего открыть. Почему же он зовется ключом? Потому что он оставляет надежду, которая н гаснет вечность, если не больше. Но как же открыть дверь? Очень просто. Есть дверь, у которой есть ключ, которым нельзя ничего открыть, но нет у них стены. Стены нет! Но не каждый видит это. Это видит только тот, кто цепляется за липкую поросль дождя, кто держится одной рукой за побеги ветра, кто меняет перчатки на листья ночи. Только таким людям позволено познать отсутствие стены и забраться на небо, где растут грибы как ветряные мельницы, где пляшут огни страха на вершине дня, где возникают тени, длиною с бесконечность, где можно увидеть все, что нельзя представить: и абсолютный свет, и абсолютную тьму, и сам Абсолют. А о чем еще можно мечтать? Так что пойду карабкаться по грани куба, цепляясь за липкую поросль дождя, копаться в клубах дыма, держась одной рукой за побеги ветра, искать реку меняя перчатки на листья ночи. И может быть мне удасться познать отсутствие стены, чего я и вам желаю.