Аркадий Аверченко: По влечению сердца

Аверченко Аркадий

По влечению сердца

(Образцы иностранной литературы)

I. Французский рассказ

Войдя в вагон, Поль Дюпон увидел прехорошенькую блондинку, сидевшую в одиночестве у окна и смотревшую на него странным взглядом.

- Ого! - подумал Дюпон, а вслух спросил:

- Вам из окна не дует?

- Окно, ведь, закрыто! - засмеялась блондинка и лукаво взглянула на него.

- Разрешите закурить?

- Пожалуйста. Я люблю сигарный дым.

- Увы! К сожалению, я не курю, - вздохнул Поль. - Разрешите узнать, как ваше имя?

- Луиза.

- Луиза?! Ты должна быть моей! С первой встречи, когда я тебя увидел...

- Ах, плутишка! - сказала Луиза, открывая свои объятия.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Оправляя прическу, Луиза спросила любовника:

- Ты куда?

- В Авиньон.

- И я тоже.

Поезд подходил к вокзалу. Из вагонов хлынула публика, и они расстались. Поль взял извозчика и поехал в замок своего друга д'Арбиньяка.

Д'Арбиньяк очень ему обрадовался.

- Сейчас познакомлю тебя с женой. Лу-иза!

Поль Дюпон вздрогнул.

- Ка-ак! Это вы?!

- Вы... знакомы?!

Молодая женщина улыбнулась и, глядя на мужа ясным взглядом, сказала:

- Да! Мы ехали в одном и том же вагоне и премило убили время... Надеюсь, что и тут вам будет так же хорошо...

- Браво! - вскричал виконт д'Арбиньяк.

II. Английский рассказ

Томми О'Пеммикан добывал себе скромные средства к жизни тем, что по вечерам показывал в уайт-чапельском кабачке Сиднея Гроша свое поразительное искусство: он всовывал голову в мышеловку, в которой сидела громадная голодная крыса, и после недолгой борьбы ловил ее на свои крепкие, белые зубы... Несмотря на то, что животное яростно защищалось, через минуту слышался треск, писк - и крыса, перегрызанная пополам, безжизненно падала на покрытый кровью пол гигантской мышеловки.

Мисс Сьюки Джибсон упросила своего отца однажды сделать честь Сиднею Грошу и навестить этого старого мошенника в его берлоге.

Отец сначала ужаснулся. ("Ты - девушка из общества - в этом вертепе?"), но потом согласился, и таким образом, однажды в туманный лондонский вечер среди пропитанных джином и пороком джентльменов - обычных посетителей дяди Сиднея - очутилась молодая, изящная девушка с пожилым господином.

Представление началось. Томми вышел, пряча свои жилистые кулаки в карманы и равнодушно поглядывая на метавшегося по клетке обреченного врага.

Все придвинулись ближе... И вдруг раздался звонкий девичий голос:

- Держу пари на тысячу долларов, что этому джентльмену не удастся ее раскусить!

- Годдэм! - крикнул хрипло подвыпивший американский капитан с китобоя "Гай Стоке". - Принимаю! Для Томми это все равно, что орешек. Ставлю свою тысячу!

- Томми, не выдай! - заревела толпа.

Томми 0'Пеммикан, не обращая внимания на рев, смотрел на красивую девушку во все глаза. Потом вздохнул, всунул голову в клетку и... крыса бешено впилась ему в щеку.

- Что же ты? - взревели поклонники. - Что с ним? Это первый раз. Болен ты, Томми, что ли?

- Годдэм! - вскричал хриплый китобой, - он ее не раскусил, но я его раскусил! Он в стачке с девушкой!

Загремели выстрелы... Томми прыгнул, как тигр, и отбросив ударом кулака китобоя, ринулся к выходу!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда Джибсоны выбрались из адской свалки и побежали по туманной улице, Сьюки наткнулась на что-то и вскрикнула:

- Это он! Это мистер Пеммикан... Он ранен! Нужно взять его к нам домой.

- Удобно ли, - нахмурился отец, - постороннего человека.

- All right! - вскричала Сьюки решительно. - Постороннего неудобно, но будущего моего мужа - против этого никто ничего не скажет!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

III. Немецкий рассказ

- Лотта! - вскричал Генрих, хватая свою женушку за руку. - Это что такое? Что ты от меня спрятала?

Лотта закрыла лицо руками и прошептала:

- О, не спрашивай меня, не спрашивай.

- Покажи! Это, вероятно, записка! У тебя есть любовник?!

Лотта молча заплакала:

- Бог тебя простит!

- Покажи!!

- Нет! - сказала Лотта, смело смотря ему в глаза. - Ни за что!

- В таком случае - вон из моего дома!

- Я уйду, - прошептала Лотта, глядя на него глазами, полными слез, - но позволь мне вернуться 28 июля.

- Вздор! К чему эти комедии. Вон!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был день 28 июля.

У Генриха собрались гости и родственники, так как был день его рождения - одной только Лотты, любимой Лотты, не было.

Где она бродила, изгнанная мужем?

- С днем рождения тебя! - вскричал отец, поднимая бокал.