Л. Рогачевский - Осечка

Гость Ибрагим Сидорович Кривенко — тот, из-за кого разгорелась семейная баталия, — был маленьким, толстеньким человеком с весьма чахлой растительностью и вставной челюстью. Она то и дело выпадала, но Кривенко ловко подхватывал её нижней губой. Ибрагим Сидорович алчно поглядывал иа графин с водкой и оживился лишь тогда, когда хозяйка сумрачно позвала к столу.

Опрокинув в рот две рюмки водки, он спросил у хозяйки:

— А это что лежит на блюде?

— Жареные мозги.

— Вот мы сейчас эти мозги распробуем, — весело отозвался Кривенко и переложил в свою тарелку добрую половину того, что было на блюде.

— Очень вкусно, — разглагольствовал гость, — по всему видно, что это мозговая субстанция с характерными для нее хромаффинными клетками, выделяющими адреналин...

После этих слов Ибрагим Сидорович снова потянулся к блюду с мозгами, но Яков Михайлович резким движением отодвинул блюдо.

Кривенко посмотрел на хозяина и уже несколько заплетающимся голосом произнёс:

— У вас, дорогой мой, явная спазмофилия, которая характеризуется появлением карпонедальных спазмов в сочетании с тоническими судорогами остальной мускулатуры...

Увидав, что Ибрагим Сидорович берёт ещё одну котлету — четвёртую по счёту, — Любозь Александровна заметила:

— А вы, однако, не страдаете отсутствием аппетита.

— Вы правы, — пьяно улыбнулся гость. — Дело в том, что диэтотерапия диспепсий строится в зависимости от рода, происхождения и состояния питания...

После этих, столь же мало понятных слов Кривенко встал из-за стола, нетвёрдыми шагами направился к дивану, лёг и моментально уснул.

Яков Михайлович, схватившись за голову, забегал по комнате, потом сдёрнул с рычага телефонную трубку и набрал номер Ивана Федосеевича — того самого приятеля, у которого познакомился с Кривенко.

— Иван Федосеевич, — жалобно проговорил Закусило, — я думал, что администратор из оперы — порядочный человек, а он напился, как индюк, и лёг спать.

— Позвольте, — не понял Иван Федосеевич, — какой администратор?

— Тот, с которым я у вас познакомился, Кривенко Ибрагим Сидорович...

— Извините, но администратора фамилия не Кривенко, а Стрипккн...

— Как Стрипкин?

— Очень просто. Вы спьяну вчера, видимо, всё перепутали и вместо администратора пригласили на обед моего дядю—фельдшера. Его фамилия — действительно Кривенко...

Яков Михайлович бросил телефонную трубку и застонал.

В это время открылась дверь и вошла соседка по квартире.

— Любовь Александровна, голубушка, — сказала соседка, — хочу с вами посоветоваться: муж купил обои, вот образчик. Как вы думаете: подойдут они к нашей комнате?

— Купил обои? Где? — закричал бухгалтер Закусило.

— Что с вами, Яков Михайлович? Обои куплены в магазине за углом, знаете, что напротив булочной...

В комнате воцарилась тишина, которая нарушалась лишь храпом Ибрагима Сидоровича. Это было затишье перед грозой, перед второй, заключительной фазой семейной баталии.

...к известному художнику Данте Габриэлю Росетти обратился приехавший в Англию индийский магараджа с предложением написать портрет его умершего отца, изображений которого не сохранилось.

— Но как же я могу нарисовать вашего отца, если я его никогда не видел?! — удивился художник.

Не привыкший к отказам магараджа искренно возмутился:

— Но ведь к вам не приходил и Юлий Цезарь, а вы его все же рисовали. Почему же вы предъявляете невозможные требования к моему отцу?

В первый приезд в Россию Сарра Бернар играла в Александринском театре. Шла «Дама с камелиями». Отец Армана по ходу действия подает умирающей Маргарите Готье лёд.

Артисту дали тарелку с куском ваты, долженствующей изображать лёд. Неся «лёд», артист чихнул — лёд вдруг взлетел вверх, и растерявшийся артист стал ловить его в воздухе, чтобы положить на место, в тарелку. Даже у Сарры Бернар сцена была испорчена.