Сергей Прокопьев - Отелло с кочергой (рассказы и повесть)

Плюс пятьдесят тысяч Антонине Петровне было положено за дополнительную услугу. По утрам варила своему шефчику, так звала хозяина, кофе. Че там работал при галстуке и папке шефчик, горничная не ведала, но раза два-три в неделю ухайдакивался вдрызг, на бровях возвращался со смены. Насчет кофе Антонина Петровна была мастерица, варила такой, что мертвого с похмелья поднимет, не то что двапдцатипятилетнего бугая...

- Вчера мой шефчик надрался до свинячьего визга, - вкусно выдохнула дым Антонина Петровна, - прихожу сегодня, он весь зеленый на унитаз рычит. "Че уж так пить в стельку?" - спрашиваю. А у него, бедолаги, языком нет сил повернуть. Дала ему пару таблеток аспирина, сварганила кофе, порозовел голубчик.

В отличии от Антонины Петровны у Ларисы Егоровны служебных хлопот по горло. Она работала домработницей. Готовка обеда-ужина, уборка, магазины. Получала за это пятьсот тысяч, плюс шестьдесят за выгуливание Гаранта, которого Лариса Егоровна непочтительно обзывала Гришкой.

- Моя барынька похоже любовника завела, - рассказывает Лариса Егоровна, поглядывая за прыжками Гришки-Гаранта. - Да и то сказать - от безделья на стенки полезешь - не только в чужую койку. Ведь по дому палец о палец не стукнет. Полдня сношалки по видику смотрит, а полдня злая ходит, не знает куда себя деть. Хозяин до поздней ночи где-то по делам, вечером поди не до любовной гимнастики... Но в последние дни повеселела барынька, все какому-то Артурику звонит-хихикает, глаза масленые...

Тут Гриша-Гарант засек крысу, выскочившую из-под теплотрассы.

- Стой! - закричала Лариса Егоровна. - Отравишься!

Гриша не испугался трагического конца своих дней. Тогда Лариса Егоровна вонзила в накрашенный рот два пальца и свистнула. Иван Игнатьевич испуганно выронил сигарету. Гаранта будто взрывной волной шибануло. Он контужено затряс мордой, разом утратив охотничий инстинкт.

- В последнее время, - подобрал с брюк сигарету Иван Игнатьевич, - все хотят из меня инфаркт сделать.

Иван Игнатьевич второй месяц работал водителем. Возил на дачу супругов-пенсионеров на их машине. Получал за это четыреста тысяч.

Работа не совсем не бей лежачего, но и не на износ. Привез старичков, подшаманил машину, если надо, и лежи загорай. По условиям контракта в дачноземельных работах Иван Игнатьевич не участвует.

- Теперь я понял, - загасил окурок Иван Игнатьевич, - почему моя бабулька наотрез запретила деду водить машину. Он за рулем каскадер-комикадзе, а не тихоня как по жизни. На даче шепотком ходит, а тут... Вчера отвез я днем бабульку в поликлинику, вернулся за дедом, а он просит: дай порулить. Как я могу отказать, хоть и божился бабульке: ни за что! Дедок коршуном в руль вцепился. Прямо пират перед абордажем. Глаза полыхают. "Иех!" - говорит и по газам. Полетели мы вдоль по питерской. У меня сердце в каблуки ушло. Впереди "КамАЗ" чадил. "Быстрый, как "Волга", дед кричит, - наглый, как "МАЗ", будешь в заду ты, татарский "КамАЗ!" Лихо "КамАЗ" обходит, а там "Мерседес" пылит. "Ах, ты, немчура! - дед мой стервенеет. - Сейчас я тебе устрою Сталинград!" И начинает доставать "Мерс", а навстречу рефрижиратор прет... Там товарняк без рельс! Нашу зажигалку раздавит, не поперхнется. Я глаза зажмурил, маму вспомнил... А дед как-то ухитрился проскочить в щелочку между товарняком и "Мерсом". Слышу кричит дед: "Сделал Ганса!" Ну, каскадер! В городе отстегивает мне 100 тысяч премиальных. Пятьдесят, говорит, в качестве компенсации за нервный ущерб, а Пятьдесят, чтобы старуха не узнала. Калым не дай Бог! Хорошо я лысый, так бы поседел.

- Гришка! - позвала Гаранта Лариса Егоровна. - Домой!

Друзья поднялись с железобетонной лавки и пошли по лакейским делам.

Двадцать лет назад, в другой жизни, они учились в университете в одной группе. Потом работали в заводской контрольно-испытательной станции, испытывали космическую технику. Антонина Петровна и Лариса Егоровна в качестве телеметристов, Иван Игнатьевич был спец по системам управления.

ЗОЛОТЫЕ РУЧКИ

Кроме напряженных будней, случались в отделе чудные праздники. Бокалы поднимали даже в шибко строгие времена, когда не допусти, Господь, попасться на проходной с хмельным запахом. Как-никак режимное предприятие. А все одно, оглядываясь на дверь, опрокидывали чарочки. Даже в судорожные годы борьбы за горбачевскую трезвость наливали из конспиративного чайника праздничные сто граммов.

Но не эти, второпях принятые грамульки определяли праздник. Особенно два главных - День Советской Армии и 8-е Марта. Накануне начинались таинственные однополые собрания по углам, репетиции после работы. Особенно изощрялись в театрализованных маскарадах мужчины.