Илья Олейников - Жизнь как песТня

а) тоску и опустошение;

б) желание выпить.

– Вы сами-то поняли, что сказали? – спросила девушка.

– Не-а! – признался я.

В кармане доживала последние часы потрепанная, много повидавшая на своем веку трешка. Тем не менее, чтобы не ударить в грязь лицом, я пригласил девушку в ресторан, где мы наконец и познакомились.

– Шампанского? – развязно спросил я, тревожно прощупывая карман, дабы лишний раз убедиться в наличии незабвенной трешки.

– Пожалуй, нет, – деликатно отказалась девушка Ира.

– Но почему же? – переспросил я, радостно предчувствуя, что без шампан-ского, быть может, смогу уложиться.

– Я, пожалуй, коньяка выпью. Чтобы напряжение снять, – томно произнесла она.

– Ну, коньячку так коньячку! Пожалуй и я тогда коньячку, – гаркнул я, а про себя подумал: «А и хрен с ним! Будь что будет!»

А было: борщ украинский – 2, салат «Оливье» – 2, котлета по-киевски – 2, десерт – 2, коньяк – 300 г! Итого – десять рублей ровно.

– Секундочку! – проникновенно сказал я официанту. – Секундочку! – и большим и указательным пальцами изобразил малость и ничтожность этой секундочки. Тот, почувствовав неладное, отошел. Ира тоже почувствовала.

– Денег нет? – спросила она.

– Ну не то чтобы совсем нет, – бодрился я, – кое-что есть, конечно. Но рублей семь-восемь не помешали бы. Вечером отдам, чесслово.

– Ну о чем вы говорите, – смутилась Ира и вытащила из сумочки глянцевый червонец. Не чета моей потаскухе – трешке.

Еще долго и довольно часто приходилось ей потом заглядывать в заветную сумочку. Даже в торжественный день подачи заявления.

– Ну вот! – сказала делопроизводительница загса, приятная женщина с лицом Малюты Скуратова. – Свадьба ваша через три недели. С вас рубль пятьдесят.

– Сколько-сколько? – неприятно уди-вился я, словно речь шла не о жалком рубле с мелочью, а, по меньшей мере, о десяти тысячах долларов. Я был вне себя. – Это ж грабеж какой-то! Что вы себе тут позволяете? Приходит человек вступать в законный брак, настроен на положительные эмоции, готовит себя к многолетнему супружеству, и так, можно сказать, весь на нервах, а тут нґа тебе – рубль пятьдесят! – не мог остановиться я.

– Успокойся, дорогой, – мягко, но с достоинством произнесла моя будущая супруга и поистине царским жестом подала делопроизводительнице указанную сумму.

Мне показалось, что в этот момент уверенность Ирины в правильном выборе спутника жизни несколько пошатнулась. К счастью, мне это только показалось.

– Мне приснился странный сон, – сказала она как-то. – Будто встает огромное золотое солнце и говорит: «Скоро ты выйдешь замуж. Может, он невзрачен, неказист и нескладен, твой суженый, но ты будешь счастлива с этим уродом».

Согласитесь – после подобной рекомендации со стороны светила отказать девушке в таком пустяке, как замужество, было бы просто неприлично.

Вскоре я, нервный и ослабший от суточной тряски в поезде, прибыл в Ленинград на предмет знакомства с будущей тещей. Тесть был не в счет, поскольку погодой в доме правила именно она. Понимая всю важность первого рандеву, мне очень хотелось произвести приятное впечатление, и уж не знаю, как там насчет приятности, но то, что впечатление на нее я произвел необыкновенное, – это точно.

Будущая теща усадила меня за стол, и между нами началась неторопливая беседа. Коллоквиум, так сказать. А точнее, проверка на вшивость.

Чтобы разговор шел свободно и легко, я старался вести себя более непринужденно, чем этого требовали обстоятельства, но, очевидно, мои представления об этом деликатном предмете никоим образом не совпадали с представлениями Ириной родительницы. И, когда непринужденность, как мне казалось, уже достигла своего апогея, мадам, извинившись, вышла на кухню и сухо сказала:

– Дочка, по-моему, он пристрастен к вину!

Так и сказала: «Пристрастен». Не полкан подзаборный, не бормотушник… Нет! «Пристрастен»!

– А то, что он еврей, тебя не пугает? – дипломатично спросила Ира.

– Ну что же поделаешь, дочка! – вздохнув, откликнулась маманя. – Одним больше, одним меньше.

Дело в том, что и старшая дочь была замужем за евреем. Прямо как проклятие какое-то висело над их семьей. Когда, спустя год, мы привезли из роддома новорожденного Дениску, теща погладила малыша по голове и грустно констатировала:

– Надо же, такой маленький, а уже жидовчик.

– Не волнуйтесь, дорогая, – сказал я, – когда мальчик вырастет, он у нас обязательно будет русским. Это я вам гарантирую.