Виктор Шнейдер - Ближнего твоего

- Но уж очень смешно.

- А почему бы не посмеяться? Бог, между прочим, смеется все время, точно тебе говорю. Ну, если ты смотришь представление греков или римлян... Причем с людьми - это еще не так. А кукольные... Ты где-нибудь видел?.. Так вот - там же все смешно! И убивают смешно, и умирают смешно. А уж если кукла говорит что-то тебе лично... Ты ведь ходишь в синагогу, - Шимон не понял, вопрос это или утверждение. - Представь, как смешно, наверное, ты выглядишь, когда молишься, как колеблются при этом оборочки... И мои тоже, - поспешил он вежливо добавить.

- Понима-аешь, - пртянул первое слово гость. Была у него такая манера долго пропевать начало фразы, пока конец еще не совсем продуман, - вообще, это логично: человек так же примитивен рядом с Богом, как тряпичная кукла рядом с человеком. - Шимон хотел добавить, что представлений он таких не видел, но живо их воображает - действительно забавно, но промолчал. То ли из-за того, что это не относится к делу, то ли просто самолюбие мешало. - И во-вторых, Бог достаточно всемогущ... - Шимон заметил, что собеседника, как и его самого, царапнуло дурацкое словосочетание "достаточно всемогущ", хотя тот и не подал вида. - Да-да, что-то вроде "небольшой бесконечности"... Так вот, достаточно, чтобы позволить себе получать всегда только одни удовольствия - смеяться, радоваться...

- ...любить. Точно-точно говоришь! И никогда не плакать, не грустить, не ненавидеть.

- Да-а... Но уж очень это не сходится с традиционным восприятием.

- Традиционное восприятие - вообще опасная штука. Как взгляд из колодца. Надо же смотреть шире - это все нормально... Или не колодец, еще лучше: верблюды и верблюжья колючка. Верблюды раздирают о нее в кровь губы, пьют свою кровь и приговаривают: "Ах, какая сочная травка!" Их так с детства учили, что сочная и вкусная. И что горб - это идеал красоты...

- Для верблюдов - действительно идеал.

- Да, но вот появляется мустанг или жираф и говорит: "Ребята! Вы же не сок пьете! Вы кровь пьете!"

- Какая...

- Во-первых, они его вообще слушать не станут, точно тебе говорю. Неважно что он говорит: где его горб? Что это за уродец?

- Среди верблюдов - и впрямь уродец.

- Да, но - жираф! И на его взгляд, то есть - нормальный взгляд...

- Да кто же...

Но перебить Бар-Йосефа было невозможно:

- ...Нормальная спина - прямая. И пить надо - воду. И верблюдам надо воду. Но они этого не знают. И узнать неоткуда. Потому что жирафа они не слушают, а только спрашивают - где твой горб?! Шимон - где твой горб?! - Шимон только собирался поблагодарить за комплимент, как уже и получил "в зубы". - А Шимон им: "Как где? Вот он. Я тащу багаж знаний: история, философия, традиции, обычаи, обряды, семья, то, это.."

Все это было произнесено так артистично, весело и зажигательно, что даже спорить не хотелось. Шимон спросил только:

- Так что же делать жирафу, чтобы его послушали?

Бар-Йосеф не сразу сообразил, что его спрашивают. Он еще находился под впечатлением собственной речи...

- Жирафу? А зачем ему что-то делать? У него-то спина нормальная... А вот верблюдам - превращаться в жирафов. По одному, не боясь, что со всех сторон будут шикать: вот, мол, он без горба, он странный, он не так думает, он не то думает...

...Яков уже не спал. Он сидел и красными непонимающими глазами смотрел куда-то между братом и гостем. Шимон виновато посмотрел на него и, вместо очередного аргумента, хотя было что возразить, и немало, сказал:

- Ладно, перерыв. Пора идти. Спокойной ночи. Но к этому мы еше вернемся. Тема интеересная...

Глава 3

Исторический роман

Сочинял я понемногу,

Пробиваясь, как в туман,

От пролога к эпилогу.

Б.Окуджава

Тема интересная. Олег на радостях даже бритвенное лезвие сменил. Пока, правда, ему представилось - и то только смутно место действия и пара самых общих черт героев. Он прикинул уже их первую беседу, но она скорее походила на философские диалоги Спинозы, чем на повесть. Скорее всего, споров вообще никаких не надо - один голый сюжет, и все. Мешало то, что тема обязывала к знанию деталей быта двухтысячелетней давности, а где же их взять? Да сами личность и учение Христа... хорошо, допустим, со времен юности они могли еще сто раз измениться, хотя лет двадцать в те века - не такая уж и юность... Все это оставалось в сознании Кошерского смутным. Зато ясно, как уже напечатанные, видел он критические отзывы: "самоплагиат", "перепевы Булгакова" (почему-то образ Иисуса ассоциируется у критиков всегда не с Евангелиями, не с Леонидом Андреевым, не с Ренаном и Ллойдом Вебером, а только и именно с Булгаковым), "чужое амплуа"... Олег уже почувствовал в груди жжение ненависти к будущим авторам этих будущих пасквилей. Но ничто не могло омрачить его удовольствия, стоило Кошерскому представить, как будет воспринята добропорядочными христианами, особенно новообращенными, первая же фраза, с которой войдет в роман его Иисус: "Истинно, истинно говорю тебе, базар на том берегу гораздо дешевле..."