Ян Маккей - Черчилль шутит. Лучший юморист британской политики

Независимость судебной власти от власти исполнительной есть первейшая защита от тирании.

Суд присяжных, право каждого быть судимым равными себе – один из ценнейших даров, сделанных Англией Америке.

Чем больше мы знаем о противоположной точке зрения, тем меньше мы озадачены в своем выборе.

Первые испытания премьер-министра часто самые тяжкие. Наиболее грозные препоны лежат в начале пути. После их преодоления путь становится сравнительно гладким.

Наихудшие трудности, которые мы переживаем, не приходят из-за границы. Они появляются внутри страны. Эти трудности происходят от мозговитых людей особого сорта, всегда обнаруживающихся в этой стране, которые, если и привносят что-то в нашу культуру, то сильно отнимают от нашей силы. Наши трудности происходят от настроения ничем не обоснованного самоуничижения, в которое нас ввела одна влиятельная часть нашей собственной интеллигенции.

Когда орлы умолкают, попугаи начинают трескотать.

Нас иногда спрашивают: «За что воюют Британия и Франция?», на что я отвечаю «Если бы мы перестали воевать, вы бы скоро поняли».

Не парламенту надлежит править, но народу посредством парламента.

Автомобильный тормоз, в сущности, вещь односторонняя: он предотвращает аварии, возникающие от слишком быстрой езды. Тормоз не был задуман, чтобы избежать аварии, возникающей от езды слишком медленной. Эти функции относятся к другому устройству. Тут нам понадобится двигатель и, разумеется, запас горючего. И в этом мы полагаемся на обновленный импульс народной воли; лишь силою двигателя, иногда регулируемой тормозами, можно обеспечить постоянный прогресс нации и общества.

Мы возвысили свободу; остается удержать ее на высоте.

Жизнь есть ощущения; ощущения есть жизнь.

Логика, как и наука, должна быть слугой, а не господином человека.

Великие государства не должны позволять обиде, капризу, имитации или мести проникать в их политику.

О капитуляции Германии:

Моя ненависть умерла в момент их капитуляции.

Что это за хворь, которой мы болеем на этих островах? Этот недуг опасней, нежели малярия, – это болезнь силы воли.

Неужели единственный урок истории в том, что человечество не способно учиться?

Никакой материальный прогресс, даже принимающий такие формы, о которых мы сейчас не можем помыслить, как бы ни расширял он способностей человека, не сможет утешить его душу.

Лучший способ принять горькую микстуру – это выпить ее одним глотком.

Мы не нуждаемся в сборище трутней среди нас, будь они из древней аристократии, современной плутократии или обычных выпивох из паба.

Мы более счастливы в старости, чем в юности.

Даже мои друзья не обвинят меня в скромности.

Добродетельные мотивы, скованные инерцией и робостью, не ровня вооруженному и решительному зверству.

Джентльмен не ест бутерброд с ветчиной без горчицы.

Со сном – никаких полумер. Раздевайтесь и ложитесь в постель.

Никакой народ и никакой человек не имеют монополии на добро или зло.

В международных чувствах самое фатальное – обман. Обиды будут прощены, страдания и утраты прощены или забыты, битвы останутся в памяти лишь воинской доблестью сражавшихся. Но всяческое сутяжничество, всякое трюкачество навсегда останутся ноющей раной.

Пожадничать современным кораблем для моряков – все равно что пожадничать лампой безопасности для шахтеров.

Некоторые математические количества, проходя через бесконечность, меняют свой знак с плюса на минус.

Возможно, это правило имеет моральное применение, – когда развитие орудий уничтожения наделяет каждого способностью убить всех, никто не захочет вообще кого-либо убивать.

Трудно обрести новые интересы, когда жизнь подходит к концу.

Чтобы наполнить слушателей каким-либо чувством, оратор должен сам быть им полон… Чтобы тронуть их сердца, его сердце должно быть растрогано. Чтобы убедить, он сам должен верить… Каждый оратор верит в то, что говорит, в тот момент, когда говорит это. Он может быть непоследовательным, однако никогда сознательно неискренним.