Андрей Кайсаров - Славянская и Российская мифология

Читатели извинят меня, если я на минуту удалюсь от своей цели, дабы вывесть на свет одну ложь. Г. Леклерк говорит, что и поныне еще некоторые звери почитаются святыми. Это неправда. Он был француз, а не знал этих стихов:

Rien n'est beau, que Ie vrai: le vrai seul est aimable;

Il doit regner partont, et mеmе dans le fable.

Во сколько ж более истина должна царствовать в истории? И это говорит человек в такой книге, которую он называет историею России; это говорит человек, который уверяет нас, что знает русские нравы и обычаи?..

Золотую Бабу боготворили на берегу реки Оби. Она получила это имя от позлащенного своего истукана. Ее представляли в виде женщины, с одним младенцем на коленях, и еще другим, стоящим подле нее. Сих детей выдают за внуков ее. Это подало некоторым причину думать, что Золотую Бабу можно сравнить с Изидою и почесть ее матерью богов. Но жаль, что сего доказать нельзя; по крайней мере это до сих пор еще не доказано: тем менее заслуживает вероятия мнение г. Френцеля, будто бы Золотая Баба начальствовала над деторождением. Во храме ее сокрыто было много музыкальных инструментов, которыми пользовались хитрые жрецы, дабы уверить народ, что истукан сам собою звучит. По сему и почитали это божество оракулом. В смутных обстоятельствах спрашивали у Золотой Бабы совета, и она говорила устами своих жрецов; или наоборот: как истукан был весь пустой, то жрецы говорили устами своей богини. В жертву приносили ей соболей и куниц, и одевали ее в сии кожи. При каждом жертвоприношении священники съедали мясо, а богине доставалась только кровь, которою обмазывали ей рот, глаза и другие части. Вера к сей богине была так сильна, что даже чужестранные путешественники приносили ей в жертву золото, серебро и другие, вещи по мере своего имения; ибо жрецы уверяли, что пренебрегший такое приношение заблудится на пути своем. Поэтому должна бы, наконец. Золотая Баба обогатиться; однако я думаю, что не взирая на множество жертв, гардероб на берегах Оби никак не мог сравниться в богатстве с лоретским гардеробом.

Русское баснословие описывает нам его живым остовом. Говорят, что он страшно любил молодых девиц и похищал их от родителей. Но сего еще не довольно: иногда, как далее упоминает баснь, пропадали даже красавицы с новобрачного ложа и, наконец, были находимы в палатах Кащея. Ах! Не дай Бог мне дожить столь ужасных времен, где так дурно поступали с прекрасным полом! Это чудо в русском баснословии прозвано «бессмертным». Наконец он однакож умер, к счастию и спокойствию красавиц.

Кикимора между баснословными божествами России занимал ту же почти степень, какую Морфей у греков, с тем только различием, что русские представляли его себе ужасным привидением; а напротив того, греческий бог возбуждал кроткие, приятные сновидения.

Господин Болтин говорит: «Иные утверждают, что Кикимора-младенец, похищенный дьяволом из чрева матери, после как она его прокляла». Легко видеть можно, что эта баснь происходит из новейших времен.

Коляда, говорят, стоял в Киеве и, по мнению Шерера, был бог празднеств. Другие, напротив того, признают в нем божество мира. Сии два мнения легко соединить можно, потому что без мира нет и никаких празднеств. Торжество его происходило 24 декабря и состояло в пляске и песнях, от которых есть еще поныне некоторые остатки в России. Г. Гютри приводит свое замечание, что этот праздник торжествовали у нас в тот же день, как и ювеналий у римлян.

Русское божество, коего изображение находилось в Киеве. Попов в своем кратком описании славянской мифологии, и Л в своей преобширной «Российской истории» утверждают о сем боге, что он был славянским эскулапом. Они не приводят других доказательств, кроме одного имени, которое, по мнению их, происходит от слова «корчить». Однакож послушаем, что о том говорит Леклерк: Le nom de tel Esculape derive du mot Kortschit, qui signifie restreindre, ranursir… les maux, sant doute, т. е. имя сего эскулапа происходит от слова «корчить», что значит сжимать, сокращать… боли, конечно. Кажется однако ж, как будто Леклерк для того остановился при своих точках, des maux по счастливому какому-то случаю объяли тут бедную его голову, и он — sans doute — не мог удержаться, чтоб [не] написать этого слова. Гораздо бы лучше было, если б он при мысли писать русскую историю, поставил хорошенькую точку.

Татищев доказывает, что Корша подобен был Бахусу. Но опять одна только догадка; и так нам нечего говорить о том утвердительно. Вообще должны мы, россияне, жаловаться несколько на древних наших летописцев, потому что они оставили нам темные понятия о нашей мифологии.