Меир Ландау - Сага о Рождённом Землёй

Проходя мимо его окна, мальчик вдруг остановился и посмотрел вокруг. Под деревом стояла корзина, полная сгнивших яблок. Таг обрадовался. Теперь до утра ждать было не нужно! Он взял два самых гнилых яблока и размахнувшись швырнул одно из них в окно, крикнув для смелости своё «Лови!».

– Таг! – услыхал он из окна крик Энея, – фу! Оно гнилое!!

– Лови! – снова громко крикнул Таг и швырнул второе яблоко, – получи, ябеда-корябеда!

Яблоко шлёпнулось обо что то, что было мягче стены но твёрже кровати. Явно не об пол. И судя по тому, что по ту сторону окна Эней захныкал и заныл, Таг понял, что попал прямо в цель…

– Есть! – обрадовался Таг и в приподнятом настроении направился отдыхать, громко распевая весёлую дразнилку, так чтобы Энею было слышно…

– Я на дереве сижу,

В руках яблочко держу!

Запущу кому-то в лоб,

Чтоб не ябедничал, чтоб!

…1260 год до нашей эры; Малая Азия; полуостров Золотой Рог…

Поздней ночью, когда звёзды кажутся ближе всего к земле, а луна сияет серебром и лица встречных людей хорошо различимы, на той стороне Ильмары заметили движение множества огней. Огни спускались с пологих отрогов гор и наполняли побережье светом, шумом, гомоном, чужеземными голосами. Это было могучее движение. Огней было множество, как и тех кто нёс факела.

За всем этим движением, за всеми криками, наблюдали молча. Вначале наблюдали только часовые на сторожевой башне крепости, что стояла на холме посреди небольшого городка у самой Ильмары. Затем, от тревожного шума с того берега, начали просыпаться собаки. Они подняли ужасный лай и словно чувствуя опасность стали рваться с цепей, скулить и кричать. За ними пробудился весь городок и вся округа…

Едва с противоположного берега отделились островки света, едва они начали двигаться по воде в сторону Золотого Рога, как на сторожевой башне ударил набат…

– Данайцы идут! Данайцы идут! – закричал страж.

Набат набат раздался громким эхом и уносился дальше в горы. Ему ответили колокола с других посёлков…

Побережье проснулось и наполнилось тревогой и влнением. Люди выскакивали из домов, и завидев издали движение галер в свете факелов, бежали кто куда.

– В горы уходите! Уходите в горы! – кричали стражники, – бросайте всё! Это вторжение!

Но данайские галеры уже причалили к пологому берегу Азии, а одетые в шкуры рыжебородые воины, держа в левой руке факела, а в правой мечи, набросились на захваченный врасплох не укреплённый городишко…

…городок запылал, закричал голосами всех его жителей, вознёсся пламенем и чёрным дымом к небу и к утру угас. А данайцы всё прибывали и прибывали. Их было множество. Море. На галерах, на лодках, на челнах и плотах, в плавь, цепляясь за края тех же плотов… Переправлялись кто как мог и сразу бросались в бой. Данайский флот перегородил Ильмару и казалось, что он растянулся от Понта до самого Ильменя…

Данайцы обступили крепость и встали лагерем на горящих руинах…

…видел Тин этот лагерь с высокого холма, огромного словно голова быка, один рог которой был такой же огромный каменный хребет, а второй сверкал водами в заливе Ильмары. Залив окружал крепость и людей. А ещё, он мешал данайцам взять крепость сразу, приступом. Поэтому и назывался этот залив – Золотой Рог. И именно он дал название городку…

Почему именно «Золотой Рог» Тин этого не знал. Не знал этого никто. Ни отец, ни дед, ни прадед… Тин знал только то, что видел и не больше ни меньше…

А что он видел и понимал? Что мог понимать одиннадцатилетний, суровый и не смешливый мальчишка, который проснулся ночью от криков, увидел пожары, а сквозь вой и треск едва расслышал крик отца: «Беги Тин! Беги!» И он побежал.

Он видел, что в одной руке отец держал меч, а в другой копьё… Отец, с криком бросился на данайцев, что бы отвлечь их от сынишки и… больше мальчик его не видел.

Тин знал, что это отец ему не родной, совсем не родной и вообще, его, Тина, так и прозывали – Подкидыш, Приёмыш, Найдёныш… Но сейчас мальчик хотел плакать за ним как за самым родным, потому что почувствовал себя одиноким и больше никому не нужным.

«Имеешь – не ценишь. Потеряешь – плачешь…», – вспомнилось Тину. Ещё вчера он стыдился отца, рыбака и охотника. А сейчас ему захотелось, что бы всё это был только кошмарный сон…

Данайцы сжигали трупы. Смрадный запах, и едкий вонючий дым наполнили пригорье. А вокруг погребального святотатства, вокруг огня в котором сгорали убитые данайцами люди, плясали в буйном танце опьянённые кровью воины. Пьяные, рыжие, страшные. Ещё более страшным показался Тину их шаман в уродливой маске, с бубном, ревущий страшным голосом какие то заклинания…