Борис Вараксин - Дух Самуила. По мотивам легенд Древнего Мира

«И что теперь делать? Измена-то налицо! Просто так яблоки не дарят! Я, например, прежде чем подарить, столько всего передумал! Словами не опишешь! Кстати, закажу-ка я этому стихоплёту поэму. Про мой случай. Пусть перед смертью расстарается. Чего без дела в темнице прохлаждаться?

А с лицемеркой как поступить? Обезглавить? Но голову отрубят поэту, явно переступившему грань дозволенного! Это вопрос решённый! Укоротить обоих? Но жена императора – не жена булочника. В отличие от последнего, император в своём выборе не ошибается. И что это за автократор, если его супруга шашни строит с кем ни попадя? Нет, никто ни о чём не должен подумать. Намекну-ка я ей, чтобы она… того… отбыла куда-нибудь подальше. В Иерусалим, например… Поклониться святым местам… Как истовой христианке… И ей хорошо, и мне спокойней. И пусть поторопится. Пока яблоко ещё свежее. Есть тут одна гречанка… Чудо, как хороша! Ей это яблоко и подарю. Надеюсь, на этот раз поэта не случится. Впрочем…»

Феодосий взял яблоко, потёр об императорскую тогу. Долгий же путь проделало оно! Поднёс ко рту… Вдохнул аромат… Не в силах совладать с вспыхнувшим желанием, с хрустом вонзил в перламутровый бок крепкие зубы.

Яблоко и впрямь было отличное: сочное и сладкое. Неизвестный в Византии сорт. Из Тавриды. Там таких – море! Пора налаживать торговые отношения. Атенаида-то в Иерусалиме наверняка задержится. А не захочет – он о том позаботится…

В зале заседаний болонского окружного суда царило уныние. Судья Джованни Баньони по прозвищу «крутой» еле сдерживал зевоту. Спать хотелось страшно, но… Приличия требовалось соблюсти. Нельзя же демонстрировать публике совсем уж откровенное презрение к уголовному праву. Она же, эта публика, ждёт справедливости! И она её получит! С учётом мнения герцога, естественно… С которым он, Джованни, полностью согласен… Всегда… И остаётся только удивляться: как этот великий человек, не имея юридического образования, столь тонко разбирается в вопросах юриспруденции! В тех самых, о которые и учёные мужи спотыкаются. Что значит тонкий ум и политическое чутьё!

Взять, к примеру, нынешнего обвиняемого, Антонио Кобулетти. Другой судья выпустил бы бедолагу через пять минут после ареста. Прицепиться-то не к чему! Да, стоял на площади, разинув рот, глазел на базилику Сан-Доменико. Вроде, ничего страшного. А если с другого боку посмотреть? Народу на площади – никого, а этот целый час ошивается! Замышляет чего-то? И он что, не в курсе, что у герцога выборы на носу? Невесты… Из числа наиболее пригодных для такого дела представительниц знатнейших родов Италии… И в этой базилике ему венчаться… А ежели с герцогом в базилике что-нибудь случится? Ну, там, удар хватит или ещё что… Скажут: «Что же ты, Джованни, не предусмотрел, не проинтуичил, не распознал заранее всех возможных последствий столь невинного занятия, как разглядывание городской достопримечательности? Гнать тебя надо, Джованни, поганой метлой гнать. Чтобы и духу твоего больше здесь не было!»

Между тем, адвокат подсудимого совсем разошёлся и начал уверять присутствующих, что его подопечный в Болонье в первый раз… Что в его деревне кроме баранов и нет никого… Что он и сам… типа того…

«Ну-ну, на невменяемость решил надавить. У кого другого, может, и прокатило бы, но не у меня. Насквозь вижу! Адвокатские штучки… Пусть пудрит м о зги кому-нибудь другому, а у меня мнение твёрдое…»

Джованни сдвинул брови и взял в руки молоток:

– Пять лет! Строгого режима!

Подумал и добавил:

– Без права переписки!

Адвокат замер с раскрытым ртом. Что его больше поразило: срок, режим содержания или лишение возможности письменного общения с родными и близкими – мы уже не узнаем, потому что Джованни покинул зал заседаний.

***

В соседнем помещении вот-вот должно было закончиться аналогичное судебное разбирательство, но уже под управлением Джузеппе Скворчоне, судьи по прозвищу «суровый». Джованни решил его подождать.

Об их тайне догадывались многие. Да и как можно что-то утаить, если при виде друг друга мужские лица озаряются светлыми, радостными улыбками. Сегодня же и подавно: Джованни просто сгорал от нетерпения поделиться изумительной вестью: он присмотрел лужайку, на которой они будут счастливы, как никогда!

В зале раздался взрыв хохота, что-то упало, послышались негодующие возгласы, двери распахнулись и под несмолкающие крики «Позор!» на пороге обозначилась фигура Джузеппе. Вопли публики его совершенно не интересовали. Их он слышал после каждого заседания и уже привык. Собственно, и на этот раз ничего нового не произошло. Привычное разбирательство, привычный приговор: десять лет каторжных работ.