Автор Неизвестен - Сказки народов Бирмы

Буддизм пронизывает все сколько-нибудь отвлеченные ситуации, но в отличие от бирманских сказок в монских он не является объектом критики. Наоборот, постоянный носитель идеи блага — буддийский отшельник. Натов в их бирманском понимании нет: встречающееся же в тексте слово «нат» — результат перевода с монского на бирманский. Часть монских духов — это боги буддийского неба, в обличье которых выступают местные аграрные божества, другая часть — личные духи-хранители, сохранившиеся у монов с добуддийских времен и тесно связанные с культом предков, влияние которого заметно во многих сказках. В сказках буддийские аскеты-отшельники органически сосуществуют с этими квазибуддийскими божествами. У богов есть своя страна, например, где растут цветы богов. Боги во многом отличны от бирманских натов, живущих на деревьях, на околице деревни, которых можно бить и т. п. Примечательно, что мотив судьбы — кармы, столь популярный у горцев, исторически недавно воспринявших буддизм, редок в фольклоре монов. Зато здесь мы видим типичный для буддизма культ знания, учебы, книги, которая присутствует даже в доме крестьянина. На книгах, письмах строятся многие коллизии волшебных и бытовых сюжетов. Мудрец-аскет, просто мудрый человек — объект почитания, желанный предмет замужества (последнее — черта городского фольклора). Особенно впечатляющи сюжеты, построенные на рядах чисел, на понятии нуля и т. д. Философия также глубоко проникла в сказки, где порой почти отсутствует сверхъестественное, но всегда достаточно дидактики.

Сюжеты монских сказок бывают и специфическими в масштабах западной части Юго-Восточной Азии, и общими. Те общие сюжеты, которые встречаются и восточнее, у кхмеров, относятся, видимо, к древнему аустроазиатскому субстратному слою. Возможно, к ним нужно отнести образ страны без правители, где герой становится королем, цикл о лодыре-победителе (вообще — мировой, но в пределах Юго-Восточной Азии — аустроазиатский), сказки о третейском суде. Большинство монских сюжетов отличает многоплановость, наличие персонажей, обслуживающих тот или иной кусок сюжета. Сложна сплошь и рядом и мотивировка, часто очень литературная, сложны концовки, такие, как прямая речь с поучением. В связи с указанными особенностями становится очевидным, что подобное богатство методов, разнообразие стилей — результат длительного существования письменных вариантов этих сказок.

Монов отличают обычно мирные завязки и развязки, что связано с влиянием буддийской литературы; даже победоносный конец не всегда связан с убийством врага. Однако встречаются и отмечавшиеся выше жестокие концовки, и, как всегда у монов, в сложном литературном решении (младший брат сошел с ума, ушел в лес и пропал).

Многие образы монского фольклора вошли в устную и письменную литературу других народов страны (такие, как события на плоту на реке в др.), но многое и осталось специфическим для монов и до сих пор: это и сложность прямой речи героев («пути, неведомые людям»), и сложность сюжета (две параллельные жизни принца и лягушки в сказке «Принцесса-лягушка»), ряд сюжетов, связанных с морем (напомним, что моны — единственный традиционно морской народ Бирманского Союза). Отчасти специфичны и ситуации, многие из них реализуются на берегах рек и моря.

В монских сказках много простого здравого смысла, без всякой религиозной окраски, хороший юмор, много простых и ясных зачинов, особенно в бытовой сказке. Им соответствует богатый литературный язык древнего народа («А если нет, — говорит король, — то ты знаешь, по какой дороге уходят посягнувшие на недозволенное»).

В целом, несмотря на малое количество сюжетов в данном сборнике, богатство монского фольклора показано достаточно ярко.

Один из самых развитых чисто горных народов Юго-Восточной Азии — карены в восточной части Бирманского Союза выделяются и своим фольклором. Уже две тысячи лет живут они на одном и том же месте, в горных и предгорных долинах, где расположены их деревни и города. У них издавна существовали прочные экономические и культурные связи с монским миром, под влиянием которого формировалась их духовная культура. Однако у каренов есть и своя сильная и самобытная традиция в изобразительном искусстве.

Каренский фольклор функционирует в среде, где буддизм и христианство не вытеснили целиком традиционные верования, сплав их и буддийской литературы и философии дал самый, может быть, интересный фольклорный комплекс в стране.