Скотт Брюс - Ад. История идеи и ее земные воплощения

Посмертное наказание для героев, которые бросили вызов богам, стало общим местом в древнегреческой мифологии и поэзии, но удел обычных смертных – это тема, достойная философских раздумий. В последний день жизни философ Сократ (ок. 470–399 до н. э.) в окружении друзей рассуждал о наказании души. Задача философии, утверждал он, взращивать добродетель, которая подготовит людей к отделению души от тела, ибо именно это происходит в момент смерти. Сократ верил, что тех, «кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми», низвергнут в Тартар без надежды на освобождение. Те же, кто совершил меньшие преступления, понесут меньшее наказание. Проведя год в Тартаре, они будут освобождены, если склонятся на их мольбы те, кому они нанесли ущерб при жизни. Те же, кто очистился добродетелью благодаря философии, вообще не попадут в земные недра – они «живут совершенно бестелесно и прибывают в страну высшей чистоты, находящуюся над той Землею». Последнее напутствие Сократа его ученикам было простым: занятия философией – верный способ избежать наказания после смерти.

Когда умершие являются в то место, куда уводит каждого его гений, первым делом надо всеми чинится суд – и над теми, кто прожил жизнь прекрасно и благочестиво, и над теми, кто жил иначе. О ком решат, что они держались середины, те отправляются к Ахерону – всходят на ладьи, которые их ждут, и на них приплывают на озеро. Там они обитают и, очищаясь от провинностей, какие кто совершал при жизни, несут наказания и получают освобождение от вины, а за добрые дела получают воздаяния – каждый по заслугам.

Тех, кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми (это либо святотатцы, часто и помногу грабившие в храмах, либо убийцы, многих погубившие вопреки справедливости и закону, либо иные схожие с ними злодеи), – тех подобающая им судьба низвергает в Тартар, откуда им уже никогда не выйти.

А если о ком решат, что они совершили преступления тяжкие, но все же искупимые – например, в гневе подняли руку на отца или на мать, а потом раскаивались всю жизнь, либо стали убийцами при сходных обстоятельствах, – те хотя и должны быть ввергнуты в Тартар, однако по прошествии года волны выносят человекоубийц в Кокит, а отцеубийц и матереубийц – в Пирифлегетонт. И когда они оказываются близ берегов озера Ахерусиады, они кричат и зовут, одни – тех, кого убили, другие – тех, кому нанесли обиду, и молят, заклинают, чтобы они позволили им выйти к озеру и приняли их. И если те склонятся на их мольбы, они выходят, и бедствиям их настает конец, а если нет – их снова уносит в Тартар, а оттуда – в реки, и так они страдают до тех пор, пока не вымолят прощения у своих жертв: в этом состоит их кара, назначенная судьями. И наконец, те, о ком решат, что они прожили жизнь особенно свято: их освобождают и избавляют от заключения в земных недрах, и они приходят в страну вышней чистоты, находящуюся над той Землею, и там поселяются. Те из их числа, кто благодаря философии очистился полностью, впредь живут совершенно бестелесно и прибывают в обиталища еще более прекрасные, о которых, однако же, поведать нелегко, да и времени у нас в обрез.

И вот ради всего, о чем мы сейчас говорили, Симмий, мы должны употребить все усилия, чтобы приобщиться, пока мы живы, к добродетели и разуму, ибо прекрасна награда и надежда велика!

Не было античного автора, который повлиял на описания посмертных мук больше, чем римский поэт Вергилий (70–19 до н. э.) Наследуя Гомеру, Вергилий сочинил эпическую поэму «Энеида» о том, как Эней, бежав с Троянской войны, стал основателем Рима. Написанная на заказ для римского императора Августа (63 до н. э. – 14 н. э.) «Энеида» Вергилия стала бестселлером на многие века. Римляне считали эту поэму не только поэтическим основанием своей национальной идентичности, но и примером латинского красноречия. Трудно переоценить влияние «Энеиды» на западную традицию. Поэма была основой римской системы образования. Даже после падения Римской империи и окончания античного язычества «Энеиду» заучивали наизусть христианские монахи, имитируя ее стиль в стихах и интерпретируя мифологическое содержание произведения как христианскую аллегорию.