Если считать двойной парадокс наивысшей формой юмора, трудно найти сцену, где он использовался бы искуснее, чем в первой сцене цикла. Вождь племени, тот, кто по определению не может возглавлять военный поход, приглашает людей на пир связки воина, и хотя всем известно, что он не может вступать на тропу войны, все являются на пир, ведь вождю нужно подчиняться. Вождь уходит прямо посреди церемонии, и через некоторое время гости обнаруживают его совокупляющимся с женщиной, то есть нарушающим строжайшее табу для человека, который собирается встать во главе военного отряда. В конце концов он выступает в поход, но вскоре уничтожает связку воина — самое священное, что есть у виннебаго.
Ни в одном из известных североамериканских мифов о Трикстере мы не находим сцены, подобной этой. Для чего она служит? Чтобы показать, насколько зол Вакджункага? Но виннебаго никогда не изображают его злым. Или нужно рассматривать этот эпизод как входящий в более древнюю версию цикла, в которой он изображается как нарушитель табу, уничтожающий святая святых? Для последнего предположения, по всей видимости, мало оснований. То, с чем мы здесь сталкиваемся, можно считать своего рода эквивалентом полурелигиозных средневековых представлений, участники которых чувствовали, что им не может быть нанесен вред, и не боялись обвинений в святотатстве или в высмеивании традиционного порядка. В конце концов, они всегда могут сослаться на то, что на самом деле речь идет не о ком-то другом, а о Вакджункаге и о делах далекого прошлого, которое никогда не повторится. Иными словами, перед нами — своего рода отдушина для выхода протеста, несогласия со многими, часто тягостными обязанностями, связанными с социальным порядком виннебаго, их религией и ритуалами. Первобытные люди мудро изобрели множество таких отдушин.
Следующий очевидный образец сатиры — эпизод 15, где Вакджункага восклицает: «Ага! Ага! Вожди развернули свое знамя! Люди, должно быть, устраивают великий пир!» Знамя, как мы знаем, не что иное, как восставший пенис Вакджункаги с развевающимся на его конце одеялом. Сатира здесь направлена на один из наиболее важных праздников виннебаго, который устраивается вождем племени раз в году. На этом празднике вождь поднимает символ своей власти — длинный изогнутый шест, украшенный перьями. Во время праздника он обязан произносить длинные речи, убеждая свой народ жить согласно идеалам общества виннебаго.
Немного более мягкой, но при этом все же легко распознаваемой является пародия на ритуальное соревнование в быстрой еде между кланами Птицы Грома и Медведя во время обряда связки воина (эпизод 36). Эта сатира имеет двойную подоплеку. В соответствии с мифом о происхождении клака Птицы Грома впервые состязание в беге состоялось между членом этого клана и членом клана Медведя. Цель состязания состояла в том, чтобы определить, представитель какого клана будет избран вождем племени. Возможно, сатира здесь направлена и на подсчет военных подвигов. Только приняв во внимание все это, мы можем понять смысл следующих отрывков:
«— Давай устроим состязание в беге. Победитель станет вождем. А тот, кто проиграет, будет подавать еду, — сказал Вакджункага норке. Целью был горшочек с едой. Победить должен был тот, кто первым прикоснется к еде».
Детальное объяснение того, почему в данном эпизоде, как и во многих других, критике постоянно подвергается именно вождь, увело бы нас слишком далеко. Достаточно сказать, что вождь был символом порядка, защитником мира, в его функции входило вмешательство в самые разные ситуации. Более того, в этой культуре, где престиж был прежде всего связан с войной, вождь не мог вступать на тропу войны.
Один из самых острых сатирических выпадов направлен против поста по достижении половой зрелости (эпизоды 33 и 34). Люди всегда были недовольны слишком строгими правилами соблюдения этого поста и его многочисленными ограничениями. Тем, кому это было особенно в тягость, думаю, очень по душе была сцена, где Вакджункага, с головой, безнадежно запертой внутри лосиного черепа, лежит под своим енотовым одеялом на берегу реки и при этом «выглядит довольно устрашающе», как с саркастическим святотатством отмечает миф. Блестящая пародия. Утром женщина идет за водой, натыкается на него и убегает. Он кричит ей вслед, чтобы она вернулась, и обращается к ней с речью. Он говорит: «Вернись, я благословлю тебя... Возьми топор и принеси сюда. Потом соверши все требуемые обычаем приношения, как тебе скажут родственники. Если ты ударишь меня топором по голове, ты сможешь использовать то, что найдешь внутри, в качестве снадобья, и получишь все, что только захочешь».
Читать дальше