Юрий Светланов - Скандинавские сказания

Помимо богов, в скандинавском эпосе есть и другие мифологические существа: валькирии, светлые и черные эльфы, великаны. О первых с достаточной полнотой сказано в тексте книги. Вторые завоевали себе колоссальную популярность, особенно в детской литературе. Что же касается великанов, то их образы не нуждаются в детальном разборе, кроме разве короля волшебной страны Утгард — Утгард-Локи.

Как попала эта таинственная, чисто сказочная фигура, чем-то напоминающая джиннов и волшебников восточных легенд, в северный эпос, неизвестно. Утгард-Локи не появляется ни в одном из других скандинавских сказаний, но «Путешествие Тора в страну Утгард» проникнуто столь глубоким смыслом, что является, пожалуй, наиболее ярким примером народной мудрости.

Героический эпос Скандинавии не так своеобразен и самобытен, как мифологический. Многие его сюжеты, очевидно, проникли в Норвегию из Германии, хотя впоследствии получили на своей новой родине чисто скандинавское звучание. «Сказание о Вёльсунгах» (или Нифлунгах) напоминает известную «Песнь о Нибелунгах», а скандинавский Сигурд. и немецкий Зигфрид почти идентичны. Однако исландско-норвежская трактовка этой легенды существенно отличается от германской хотя бы уже тем, что ее герои живут, думают, чувствуют, разговаривают не как немцы, а как типичные скандинавы. Есть в «Сказании о Вёльсунгах» и не встречающиеся в «Нибелунгах» викинги, а вместе с ними и их нравы и обычаи, что дает нам возможность на основе этой легенды восстановить довольно ясную картину эпохи саг.

В героических сказаниях значительно четче, чем в мифологических, проступают отдельные штрихи скандинавского общества, и в частности остатки матриархата, сказывающегося в повышенном значении роли женщины в семье. Так, братья всегда оказываются ближе и дороже мужа, а дядя со стороны матери пользуется большим уважением, чем отец. Огромное значение в жизни скандинава имеет данное им слово или клятва. Нарушение обещания всегда влечет за собой трагические последствия (не только для людей, но и для богов). Малейшее подозрение в трусости или малодушии подчас толкает героя на явную гибель. В то же время убийство в порыве злобы, из-за мести или корысти почти не наказывается. Основоположник рода Вёльсунгов, Сиги, убив человека только за то, что тот оказался лучшим охотником, чем он, изгоняется из страны, но его отец, Один, сейчас же приходит ему на помощь и осыпает своими благодеяниями. Гуннар и Хёгни считают себя виновными в смерти Сигурда лишь потому, что дали ему клятву верности, да и гибнут они не столько из-за того, что нарушили долг дружбы, сколько по причине перешедшего на них вместе с кольцом гнома Андвари проклятия. История с этим кольцом, появившаяся на свет задолго до прихода в Германию и Скандинавию христианства, еще раз подтверждает тот факт, что взгляд на корысть как на причину всех человеческих несчастий возник в народе в глубокой древности, а не под влиянием новейших религиозных учений.

Очень любопытно «Сказание о кузнеце Вёлунде». Это одна из наиболее древних легенд, быть может, не менее древняя, чем «Пророчество Вёльвы». Она встречается и у скандинавов. Есть предположение, до какой-то степени оправданное, что Вёлунд — одно из многочисленных прежних имен Тора (или немецкого Донара) и что лишь впоследствии, когда тот из бога-кузнеца превратился в бога грома, его вторая половина выделилась в самостоятельный образ.

В угоду придворной знати средневековые поэты — скальды пытались превратить Вёлунда в сына финского короля, точно так же, как они установили связь между родом Вёльсунгов и династией первых норвежских королей. Однако сохранившийся в Северной Германии старинный вариант легенды прямо указывает на крестьянское происхождение замечательного кузнеца. Это подтверждается и тем, что Вёлунд при дворе шведского короля Нидуда все время находится на положении человека низшего звания.

Указанные нами отдельные пробелы и противоречия, встречающиеся в легендах Скандинавии, следует целиком отнести за счет эпохи, в которую производилась первая запись этих легенд.

К концу X столетия нашей эры христианство стало господствующей религией во всех странах Европейского континента. Добралось оно и до последнего оплота язычества — Скандинавии. Нетерпимая ко всему, что хотя бы в какой-то степени противоречило ее догмам, католическая церковь повсеместно безжалостно стирала с лица земли даже малейшее упоминание о прежних религиях и верованиях народов. Наряду с этим уничтожались и многочисленные памятники старины, лучшие образцы эпического народного творчества. На кострах, сложенных духовенством, сгорели почти все рукописи, относящиеся к мифологии германских племен. Такая же участь постигла в Дании, Швеции и Норвегии мифологию народов Скандинавии.