Мифы, предания и сказки фиджийцев

Камень с острова из Ндаку-ни-мба

Заселение северной половины Вити-леву — от Вунда на северо-западе до Кау-вандра на северо-востоке — связывается в фиджийской традиции и с другим именем — легендарного морехода, открывателя Фиджи Луту-на-сомбасомба, приплывшего к берегу Вунда с запада на легендарной лодке Кау-ни-тони. (Э. Гиффорд сравнивает эту лодку с "Мейфлауэром", доставившим в 1620 г. к берегам Америки основателей современных Соединенных Штатов.) Луту-на-сомбасомба представляется скорее предком, чем духом-демиургом, скорее человеком-героем или полудухом, чем настоящим "большим" духом. Отчасти подтверждение тому в "неизначальности" Луту-на-сомбасомба: на судне, с неотвратимостью несущем его к берегам Фиджи, он везет каменные таблички (или один большой валун) с таинственными знаками — это мудрость его предков, а может быть, история его рода. Каменные реликвии, по-фиджийски вола, которыми так дорожит Луту-на-сомбасомба, пропадают во время бури (ср. № 83). (Рисунки на камне — граффити неясного происхождения, обнаружены на Фиджи по крайней мере в двух местах — на острове Сава-и-лау в группе островов Ясава и в местности Ндаку-ни-мба на Вануа-леву, см. рис. на с. 17. Нашедший эти изображения А. Воуген [96] связывал их с индийским или китайским влиянием, а Р. Рейвен-харт, полагаясь на легенды, видел в камне из пещеры на Сава-и-лау пиктографическую генеалогию Луту-на-сомбасомба [74, с. 109 и сл.]. Отсутствие какой-либо композиции и явно пиктографический характер значков заставляют предположить, что это, вероятнее всего, индивидуальные знаки благоприятствования, наносившиеся даже в разное время: отдельные люди фиксировали с помощью этих знаков знаменательные события своей жизни или благие пожелания.)

Луту-на-сомбасомба и Нденгеи, несомненно, были связаны в сознании фиджийца: в установлении соотношения между ними была какая-то необходимость. По одним легендам, Нденгеи оказывается на Фиджи много раньше Луту; по другим, он — советник Луту-на-сомбасомба, т. е. дух существенно ниже его рангом (есть, впрочем, и компромиссная версия о том, что великий змей Нденгеи и Нденгеи, приплывший с Луту-на-сомбасомба на лодке Kay-ни-тони, не имеют между собой ничего общего [39, с. 176]); по третьим, он и Луту прибывают на Фиджи одновременно, но разными путями и, естественно, находятся в непрестанном соперничестве. Приплывают по океану на Вити-леву и другие родоначальники фиджийцев, например Нгиза-тамбуа (см. № 85), предок явусы ноэмалу. Но даже если собрать все явусы, возводящие свое происхождение к предкам, приплывшим на Фиджи с других земель, то останется много иных, чьи предки, как окажется, жили на Фиджи всегда. Так, Э. Гиффорд противопоставляет семьдесят четыре явусы, спустившиеся с фиджийского Синая, пятистам восьмидесяти девяти, не возводящим свое происхождение к духам горы Кау-вандра [39; 40]. Заманчиво думать, что если и не все, то хотя бы большинство из тех, кто жил на Фиджи всегда, и есть низкорослые на-лека, вели и другие крошечные герои, оттесненные завоевателями и оставшиеся только в легендах. Но ведь легенды о Нденгеи, Луту-на-сомбасомба, Нгиза-тамбуа принадлежат их потомкам, именно тем, кто настаивает на происхождении от легендарных предков. Отчего же не возвеличить своих героев (и лодки у них длины невероятной, и сила у них необычная: деревья гнут одной рукой, и воины они непобедимые) и не принизить — в прямом смысле слова — тех, кто противопоставлен им? Желание отнюдь не сугубо фиджийское — общечеловеческое: гипербола вообще несложный, но беспроигрышный прием сознания и творчества — чтобы сделать нечто необычным, достаточно попросту увеличить его размеры.

Итак, новые меланезийцы обосновались в первую очередь на востоке; кое-где на западе они оттеснили старожилов в горы (ср. [24, с. 44], где указывается, что меланезийцы западной части Ви-ти-леву, несомненно, были первыми на Фиджи). После появления носителей керамики с прочерченным орнаментом жизнь на островах в течение нескольких столетий развивалась по своим внутренним законам, и поэтому заранее обречена на провал всякая попытка напрямую искать в фиджийском обществе и фиджийской культуре только черты, привнесенные извне. Предания и легенды рассказывают о многочисленных усобицах, заговорах, осадах и штурмах крепостей; может быть, хотя бы часть из них — отголосок тех времен, когда фиджийская река жизни бурлила, петляла и уходила вспять. Но предания ненадежны, и следует честно признать, что о Фиджи до колонизации, т. е. до конца XVIII в., известно очень мало.