Александра Любарская - Калевала

От могучего удара стали падать с неба дождевые капли. Точно сладким медом напоили они землю — чтобы легче было семенам взойти, чтобы набрали побольше силы нежные ростки.

Проходит день, и другой, и третий.

Дни сменяются ночами, ночи — днями.

На седьмой день вышел Вяйнемейнен в поле. Видит — высоко поднялись налитые шестигранные колосья.

Шумит, колышется хлеб, а посреди золотого поля, словно сторож, стоит березка.

Прилетела кукушка, села на ветку березы и закуковала. Обрадовался старый, мудрый Вяйнемейнен весенней птице и говорит ей такие слова:

ного было у Вяйнемейнена друзей в солнечной Калевале.

Каждая веточка в лесу встречала его приветом, каждая былинка в поле ему кланялась, каждая песчинка на дороге, каждая дождевая капля вела с ним разговор.

Всё было открыто его мудрым глазам — и незаметный рост деревьев, и течение подземных вод.

Все было понятно его слуху — и говор морских волн, и язык лесных птиц.

В зеленых дубравах, в лесных чащах, на золотых полянах пел старый, мудрый Вяйнемейнен о минувших временах, о начале всех начал.

Он пел, чтобы весельем начиналось утро, чтобы ясным был долгий день и радостным тихий вечер. Его песни повторяли и деревья в лесу, и цветы на лугах, их распевали веселые птицы, их разносил по земле вольный ветер.

Дошли песни Вяйнемейнена до страны тьмы и холода — до сумрачной Похъёлы, туманной Сариолы.

А в Похъёле жил Йоукахайнен, хвастливый и буйный парень.

Вбил себе в голову молодой сын Похъёлы, что он самый первый во всем свете певец.

Гневом и завистью загорелось его сердце, когда услышал он о чудесных напевах Вяйнемейнена.

«Верно, не знают в этой Калевале моих песен, — думает Йоукахайнен. — Поеду-ка я, покажу там свое уменье, посрамлю прославленного песнопевца!»

Мать ему говорит:

— Лучше бы не ездил ты в Калевалу — пропадешь там!

Отец ему говорит:

— На беду едешь ты в Калевалу! Потом сам пожалеешь!

Но не слушает Йоукахайнен ни мать, ни отца!

— Не пугайте, не учите, — говорит. — Хоть и много вы знаете, а я знаю еще больше.

Выбрал он самого лучшего коня, запряг в золотые сани, взял кнут, разукрашенный жемчугом, и отправился в путь.

Резво бежит его конь — из ноздрей у него пламя пышет, из-под копыт летят искры.

Настегивает Йоукахайнен своего скакуна и поет хвастливую песню:

Скачет Йоукахайнен день, мчится другой. И только на закате третьего дня увидел он землю Калевалы.

Еще быстрее погнал Йоукахайнен коня, не терпится ему поскорее увидеть старого, мудрого Вяйнемейнена.

А в это время по той же дороге, по тому же пути ехал сам старый, мудрый Вяйнемейнен.

Вот уже совсем сблизились их сани, не разойтись им на узкой тропинке. Но не захотел молодой Йоукахайнен остановиться. Стегнул он коня и с ходу наскочил на встречные сани.

От удара дыбом встали оглобли, зацепились полозья за полозья, гужи переплелись с гужами, сбились на сторону хомуты.

Смотрят друг на друга седоки и молчат. А из расколотых дуг влага сочится, пар к небу поднимается.

Наконец сказал старый, мудрый Вяйнемейнен:

— Что же скачешь ты, не разбирая дороги? Откуда родом ты, безрассудный? Как зовут тебя, дерзкого?

— Йоукахайнен я, родом из славной Похъёлы. А ты, несчастный, кто такой?

— Ничем не прославлено мое имя, а зовут меня Вяйнемейнен, — отвечает песнопевец. — Но ты хоть и знатен, а все таки помоложе меня. Уступи же мне дорогу, сын славной Похъёлы.

Не сдвинулся с места Йоукахайнен.

— Что хвалишься ты своей старостью! — говорит он в ответ. — Тому дорога, кто умом, а не годами старше. Давай-ка, старый Вяйнемейнен, померимся сначала силою наших песен, покажем друг другу свою мудрость.

Отвечает ему Вяйнемейнен: