Миранда Олдхаус-Грин - Кельтские мифы

Божество, которому поклонялись в святилище в Неттлтон-Шраб в Уилтшире, называлось Аполлон Куномагл, «Повелитель собак». Анонимный бог-охотник в виде каменной скульптуры из Саутуарка в Лондоне представлен стоящим между двумя большими собаками. Это только два из многих местных божеств римской Британии, связанных с охотой. Собаки, по-видимому, занимали центральное место в охотничьем культе, и не исключено, что близость между собаками и божествами охоты каким-то образом питала миф о Кухулине.

Согласно многим традициям, охотник был фигурой, стоящей особо от других, и от него требовалось перед охотой воздерживаться от всего, что могло осквернить его, в том числе от сексуальных контактов. Не менее сложными были и отношения между охотником и добычей. Необходимо было проявлять уважение к диким животным, иначе они покинут территорию и лишат возможности охотиться. В мифологическом сознании охота заключала в себе замысловатые и явно противоречивые связи между ее участниками. В некотором смысле охотничья собака служила посредником между людьми и животными; не случайно в одном из валлийских преданий стая потусторонних охотничьих собак обеспечивала переход между миром людей и миром духов. Сам Кухулин, как герой-полубог, также исполнял роль посредника между уровнями космоса.

Рис. 36. Римско-британская резная фигура бога-охотника из лондонского района Саутуарк

Прекрасная дочь Скатах, Уатах, встретила героя Ульстера у ворот материнского дома. Она сообщила ему, что, если он действительно хочет изучать искусство боя, он должен прыгнуть в дупло большого тиса, где отдыхала ее мать, положить меч между ее грудей и заставить ее пообещать ему три вещи: тщательное обучение, приданое для вступления в брак с Уатах и пророчество о его будущем. Он сделал это, и Скатах приняла его в ученики.

Тут в первый раз исказился Кухулин, став многоликим, ужасным, неузнаваемым, диким. Вздрогнули бедра его, словно тростник на течении иль дерево в потоке, задрожало нутро его, каждый сустав, каждый член. Под оболочкою кожи чудовищно выгнулось тело – так, что ступни, колени и голени повернулись назад, а пятки, икры и ляжки очутились впереди. Сухожилия икр стянулись впереди голени, и каждый могучий округлый их узел был не меньше кулака воина. У затылка сошлись мышцы головы, и любой из их непомерных, бессчетных, могучих, увесистых круглых бугров был подобен голове месячного ребенка… [43]

Хотя ирландская мифология изобилует героями, Кухулин единственный, кто регулярно впадал в некий раж, своего рода маниакальное перевозбуждение в бою, которое позволяло ему убивать огромное количество вражеских воинов. Но в этом состоянии герой становился настолько безумным, что не мог различить своих и чужих. Очаровательная история о такой бессмысленной бойне повествует, как однажды ульстерцы были так напуганы неистовством своего героя, что отправили навстречу Кухулину группу обнаженных женщин в надежде, что берсерк смутится, увидев их, и это успокоит его. Однако это не удалось, и стало ясно, что нужно нечто более радикальное, чтобы вывести героя из его яростного безумия. Ульстерцы решили охладить его в котле, и потребовалось три сосуда ледяной воды: первый котел взорвался от жара его тела; во втором вода кипела и бурлила; только вода в третьем охладила его достаточно, чтобы бешенство Кухулина сошло на нет.

Как и положено сверхъестественному герою, Кухулин владел особым оружием и доспехами, которые помогали ему одолеть врагов. Самым ужасным было Га Булга – копье с зазубренным наконечником, всегда наносившее смертельные раны. Бог моря Мананнан подарил герою щиток к шлему, защищавший лицо. А колесничий Кухулина мог надевать плащ-невидимку, покрывавший всю колесницу, его самого, Кухулина и лошадей.

Рис. 37. Наконечник копья из железного века, декорированный золотом; найден на дне Темзы в пределах Лондона

Боевой раж, в который впадал герой, имел ужасные физические последствия: тело Кухулина сотрясали спазмы, жилы извивались под кожей, волосы вставали дыбом, вокруг головы появлялось сияние, мышцы его раздувались, как будто хотели вырваться из тела наружу, один глаз выпучивался, а другой глубоко погружался в череп, губы растягивались в гримасу, обнажая глотку, мощный боевой клич вырывался из его груди и вызывал духов битвы, которые завывали вместе с ним – так, что противники сходили с ума от страха.