Евгений Кремнёв: Князь Ярош

– Ну! Че еще говорил?

– А потом ниче. Я ножиком попытал его. А он все: смилостивись, да, смилостивись! Ниче боле не видал! Ну, я кирдык ему и сделал, как ты указал.

Князь оглядывается вокруг: Судя по всему – место то. И от ручья недалеко, и хмель вот он висит гирляндами. Дружинник тоже приглядывается.

– Князь, гляди от! – Он показывает на свежие царапины на наклонном стволе поваленной осины.

– А ну ищи, че тама!

Чубатый осторожно сует голову в притропный кустарник. – О! Самострел, князь! Уже стрельнутый!

Он выдергивает голову назад. Переходит на другую сторону прохода. Сует голову там.

– Заяц, князь! – кричит он.

Князь спешивается. Заглядывает в полусумрак завала. Переходит на другую сторону. Там выглядывает самострел. Потом останавливается посреди прохода – руки в бока – Зайца на самострел взять? Эт как? – он задумывается.

– А ну к, стрелу тащи!

– Щас, княже!

Дружинник протискивается к стволу с зайцем и стрелой. – А еще вспомнил, князь, че сказал соглядатай, – говорит гридень из сумрака. – Он говорил, что посадский, вот тот самый, значит, мой последний, зайца Пивню притащил, петлей задушенного. Вот и чудно как-то, да, княже? Тама заяц, тута заяц висит… Зачем Пивню зайцы…

Князь стоит, раздраженно хмурит брови и пытается понять, откуда вдруг появилось ощущение надвигающейся беды. Наконец звериный инстинкт срабатывает. – Стрелу не трогай, тетеря! – кричит он как раз в тот момент, когда дружинник тянет ее к себе.

Вверху звонко поет тетива и, с недоумением, они видят, как на них опускается облачко рыжей пыли.

…Ярош потерял счет времени. Поначалу он слышал отдаленное бубненье голосов. Потом все затихло. Потом где-то кричали, и долго ржала лошадь, будто билась и не могла вырваться. А потом – тишина.

Мальчик до головной боли вслушивается в шумы завалов, но человеческих голосов не слышно. Наконец, он решается и выползает из укрытия.

В проходе долго стоит, ловя звуки. – Тишина.

Подумав, идет вглубь засек.

У гирлянд хмеля все истоптано, валяется заяц, пронзенный стрелой. Ловушка сработала, и Ярош понял на кого.

Он идет по свежему следу княжеского коня.

Идти пришлось недолго. За третьим поворотом налево след обрывается у ямы. Ярош осторожно подходит к краю.

Князь упал между кольев головой вниз. Наверное, сломал шею. Дружинник висит рядом. С его чуба до сих пор капает кровь. Лощадь упала в угол ямы, и долго билась, – угол ловушки сильно обвален.

Мальчик надолго задумывается: у него нет еды, он не знает, где отец и где дружинники. Редкие снежинки, опускаясь на землю, уже не тают. Начало смеркаться.

…Ярош идет вдоль завала, вглядываясь внутрь. Выдергивает тонкий березовый ствол, подтаскивает его к яме, опускает внутрь и осторожно соскальзывает вниз. Подбирает мутно блестящий кривой нож чубатого, не касаясь тела, снимает с него боевой кожаный пояс с ножнами и пустым колчаном. Затем перерезает ремни, держащие притороченные сбоку сумы княжеской лошади. С трудом выкидывает все это наверх. Cнимает седло и подседельный войлок. Обрезает княжеский колчан со стрелами и тоже отправляет наверх. Меч и лук не берет. Один слишком тяжел, другой – слишком туг. Из под крупа лошади что то блестит. Он тянет. Это серебряная цепочка. Мальчик тянет еще, и из-под лошади выдергиваются два кожаных бурдючка. К одному из них пристегнута золотая застежка в виде оленя. И это тоже улетает наверх. Потом он еще выкидывает войлок и выбирается из ямы.

Уже совсем стемнело, взошла луна. Где-то ухает филин.

Ярош нащупывает в суме кусок вяленой веприны и жадно ест. Потом открывает одну из фляжек. Запах душистый, странный. Ярош делает три больших глотка. Это хмельной мед.

Он сидит на свернутом войлоке, спиной прислонясь к сумам, и смотрит на зажатого в ладони золотого оленя. По телу растекается тепло. Становится легко и беззаботно.

Уже почти засыпая, он просовывает в завал добычу, сам протискивается далее, за колючие кусты дикой розы – чтобы защититься от близких мертвецов – заворачивается в войлок и тут же засыпает.

Ему снится кошмар: князь и дружинник по очереди, быстро-быстро, так что не видно рук, тыкают отца ножами в шею и не могут проткнуть. Шея отдается деревянным звуком, и отец улыбается в длинные усы…

Ярош просыпается.

Уже рассвело.

Где-то вверху стучит дятел.

Он садится. Сквозь ветви виден край ямы.

Ярош в мгновение вспоминает все вчерашнее: мертвецы на кольях. Нет отца. Где-то бродят княжьи слуги, хотящие его смерти.