Слабостям императора потакали друзья, великолепно используя его актерское тщеславие. Для этого среди зрителей размещались в большом количестве группы молодых людей, «обеспечивающих» успехом выступления Нерона. Надо было видеть, как сияли и увлажнялись слезами радости глаза Нерона, когда он видел восторженные, ликующие лица и слышал крики: «Bravo! и bis!». Потом, уже войдя во вкус, прихлебатели императора стали следить за теми, кто во время выступлений Нерона не проявлял должного восторга игрою принцепса, искусно, искажая, рисовали патрону своему такую картину, что у того распалялся гнев. Нетрудно было так же искусно направить гнев на тех, с кем хотелось расправиться. Кажется, в характере Нерона было больше греческого, чем римского? И не удивительно, что Нерон значительное время проводил в Греции. Он был там и артистом, и глашатаем, и возницей колесницы в конских бегах. Непрерывные победы в состязаниях разного рода пьянили его. И он не мог не объявить Грецию – свободным государством! Она дарила ему то, что не мог дать Рим. И тут же следует поставить вопрос: как известие о таком подарке Греции было воспринято Римом? Скорее всего, оно было резко негативным.
Передо мною два Нерона,
Один, что белая ворона:
Певец, возничий, декламатор;
Другой – страшилище, тиран,
Гонитель мирных христиан,
Ну, словом, римский император.
Я вижу Грецию, Афины,
Иные могут быть картины,
Там властвует актер – Нерон,
Идет трагедия Софокла.,
На сцену взоры, речь умолкла,
Владеет публикою он.
Иное дело Рим. Арена
Картин иная перемена —
Толпа на сцене христиан.
По знаку открывают двери,
Голодные вбегают звери…
Восторги слышатся римлян.
Картина жуткая предстала,
Повсюду кровь людей хлестала,
Зверей рычанье, крики, вой.
Терзается людское тело,
Здесь обреченность, а не смелость,
Здесь казнь идет, не бой.
Между нами, живущими сейчас, и людьми прошлого пролегла пропасть времени, смен понятий, религиозных взглядов, а в душах наших тлеет, иногда, нет-нет, вспыхивая огнем, та же жажда наблюдения чужой смерти, чужих страданий. Батальные сцены кинофильмов, фильмы ужасов, разве это не атавизм жестокости?
Не будь вам сказано в обиду,
Зачем идете на корриду?
Чтоб посмотреть на смерть быка?
Римляне тоже, без затей
Шли посмотреть на смерть людей,
Так разве разница меж вами велика?
Что будоражит нервы? Кровь,
Или к страданиям любовь, —
С прибавкой ловкости движений
Того, кто властвует на сцене.
В агонии не ваше тело,
Душа не ваша отлетела,
Вот – плод всех ваших совершений!
Чем вы, зрители, рискуете? Да, ничем! Пощипывает кончики нервных окончаний сцена жестокости, рождающая у вас бурю эмоций. Выброс адреналина может закончиться даже тем, что не выдержит нагрузки уставшее, больное сердце ваше! Также во времена Древнего Рима, зритель ничем не рисковал, располагаясь высоко над ареной, защищенный каменной крепкой стеной. К тому же шли в цирк не только посмотреть сцены жестокости, но и себя показать. Складки пеплума (плаща) скрывали недостатки оплывшей от избытка жира, фигуры. Белоснежные из тончайшего льна столы (платья) молодых женщин, их завитые, уложенные в красивые прически волосы, тонкий запах ароматических масел возбуждали зрение и обоняние тех, кто еще не растерял во времени и пространстве дары богини Венеры. Простого покроя мужские тоги, с полосой пурпурного вета-свидетельство высокого общественного положения носившего их, и тоги без полосы, располагались так, чтобы владельцы их, не теряли из виду объект личного интереса, и, более главное, императора, ласкового взгляда которого всегда ожидали. Здесь, встретившись с друзьями и знакомыми, можно было в перерывах между сценами насилия, происходящими на арене, поговорить о делах, выпить вина и принять пищу, количество и качество которых зависело от толщины кошелька. Здесь можно было просто, от нечего делать, лицезреть толпу, состоящую из людей разных национальностей и разного общественного положения: простых римских граждан, актеров, комедиантов, вольноотпущенников, старых, покрытых многочисленными рубцами, гладиаторов и прочих, и прочих… Но вернемся к Нерону…
Воспитатель и друг Нерона философ Сенека не мог не воспитать в душе своего ученика чувства увлечения красотой, гармонией прекрасного. Не этим ли определяются действия императора в градостроительстве и зодчестве? Он был родителем архитектурной революции, изменившей как тип домов, так и планировку улиц. Для Рима характерны были скученность и теснота. Они воспринимались, как свидетельство сплоченности и гражданской солидарности. Никаких правил в постройке зданий до Нерона не соблюдалось. Чаще всего это был многоквартирный и многоэтажный жилой островок, в море таких же построек, этажи которого надстраивались от случая к случаю, поддерживались, чтобы он не рухнул, подпорками. А сколько, последовательно, за долгие годы появлялось пристроек, расширяющих дом, и делающих его безобразным? Улицы узкие, не спланированные, с множественными тупиками. По правилам установленным Нероном, улицы были расширены и выпрямлены. Дома ограничены собственными стенами, иными словами, запрещалось делать к ним пристройки. Запрещалось застраивать дворы. Ограничена этажность…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу