СветЛана Павлова: Око Ра

Хаэмуас попятился и прижался к стене. Он понимал, что ему нет прощения, и всё же знал – иного пути нет. Слишком сильна была власть тех, кто наградил его этой силой.

– Ты забыл своё место, жалкий смертный? Вознамерился дерзить и приказывать?! – прорычала львица. – Как жаль, что я не уничтожила вас всех.

– О Хатор 8 8 Хатор – богиня любви, красоты, веселья, супруга Хора, дочь Ра. По приказу Ра она чуть не уничтожила всех людей. , великая богиня-мать, ты призвана защищать людей, – жалобно проговорил жрец, опустившись на колени.

– Да. – Она устрашающе клацала зубами. – И наказывать за грехи.

– Люди несовершенны, моя госпожа. А вы несовершенны вдвойне. Вы не чувствуете намерений людских.

Хаэмуасу не было страшно, он знал на что шёл и чувствовал, что это его последние слова, смирившись с уготованной ему участью.

– Время сделает людей сильнее. – Львица подошла к жрецу почти вплотную.

– Всё так, моя госпожа, но тогда людям будут не нужны ваши знания, и вас навеки поглотит песок, – гордо ответил он. – Люди утратят не только понимание, но и суть. Время уничтожает, моя госпожа. Время – враг, а не друг. Можно поверить и принять, но нельзя изменить и исправить.

– Мы можем всё! – рыкнула она. – Ты первый, но не последний. Отныне я буду внимательней.

– Нет, госпожа, – взмолился он. – Не совершай ошибку. Ваше время ушло.

– Как и твоё, – оскалилась львица. – Отныне твоя Ка 9 9 Ка – душа, вторая оболочка человека, энергетический двойник, эфирное тело, биополе. в небытие.

В ту же секунду львица набросилась на жреца…

В темноту устремились глаза, их тринадцатилетний хозяин едва соображал, где находится. Он учащенно дышал, постепенно понимая, что это был всего лишь сон. Он ощупал пол, пока под руку не попал коробок. Он чиркнул спичкой и зажег фитилёк маленькой свечки, осветив угол подвального помещения.

Мальчик откинул от себя старое одеяло, от которого воняло пылью, сыростью и бог знает ещё чем, облокотился на стену, стирая с лица испарину. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

– Чёрт, как же холодно, – простонал второй голос.

Из-под другого конца одеяла показались заспанные глаза мальчика на год младше.

– Спали бы сейчас в тёплых кроватях, – вновь пробубнил он. – Чем тебе приют не по душе? Если нас поймают – попадёт обоим.

– Заткнись, Патрик, – ответил первый и недовольно глянул на друга. – Если тебя поймают, не вздумай меня выдать, а то в мумию превращу.

– Опять ты за своё. – Патрик сладко потянулся и зевнул. – Твои рассказы классные, только они на паранойю смахивают, я слышал, как наша психичка решила о тебе диссертацию написать.

– Меня от неё тошнит, – фыркнул тот, разворачивая пластиковый пакет с едой. – Давай есть, и надо уматывать отсюда. Уже метро открылось, станция недалеко.

Где-то рядом прогудел первый поезд, был слышен неразличимый гул человеческих голосов. Утренняя жизнь вступала в свои права. Патрик засунул руку в пакет, достал вчерашний бутерброд и откусил половину.

– Ты опять кричал во сне, – пробубнил с набитым ртом Патрик. – Скажи, Алекс, это действительно так страшно?

Алекс медлил с ответом, не спеша жевал свой бутерброд, запивая безвкусным напитком, бывшим вчера газированным лимонадом. Впрочем, отвечать ему не очень-то и хотелось.

Что это было – сны или реальность – он понятия не имел. И не у кого спросить, некому рассказать, чтобы не сочли психом. Сколько он себя помнил, так было всегда. В раннем детстве он боялся этих снов, был постоянным обитателем неврологической клиники, но врачи ничего не объясняли, а психологи ничего не понимали. В общем, вся эта больнично-научная братия с большими очками на носу разводила руками. С таким диагнозом его ни одна приёмная семья брать не хотела, а весь приют прозвал Чокнутым Имхотепом. Всё, что Алексу оставалось – это самому разбираться. Он стал записывать и зарисовывать свои сны и понял, что они относятся к Древнему Египту. Он начал изучать историю и литературу: сначала школьный учебник, мифы и сказки, а потом серьезные сведения и научные данные по египтологии.

Порой голова шла кругом от некоторых историй, которые странным образом переплетались с его никчёмной жизнью. «Просмотрев» очередной сон, он находил что-то подобное в ещё не прочитанной литературе. Поначалу он рассказывал обо всём штатному детскому психологу, но в итоге стал понимать, что ей это не очень-то и надо. А если и надо, то совсем по иному поводу. А статус подопытного кролика его не устраивал. В обиду он старался себя не давать, всегда бил первым, за что его уважали даже старшие ребята. А вот у дирекции приюта он стоял, как кость в горле. И очередной «карцер» – изолированную комнату – с радостью воспринимал как уютный уголок, чтобы подумать и почитать.