Варвара Царенко - Иномерово колесо

– Дядя Светел, а правда, что прилетал к нам змиулан Кривда?

Тут уж Светел не выдерживал и давал княжичу подзатыльник за пустословие. Гореслав давно заметил, что любой вопрос о диволюдах или навьях в стенах терема был запретен. Никто не смел упоминать диволюдов, если только речь не шла об их страшных вредительствах. Гореслав взрослел, и вопросов становилось многое множество. В шесть лет он сбежал из детинца и отправился один на могилу матери. Спохватились только к вечеру, стали искать по всему детинцу, кликать по улицам. Нашел малыша Болигор: спал Гореслав на могиле матери, обняв памятный камень двумя ручонками. И так сладко ему было, будто бы на мягкой перине уснул. На могиле, как только положили в нее светлую Велену, посадили барвинок, да такой густой, что казалось, лежит Гореслав в зеленом море. Подошел Болигор тихо к чаду, подхватил на руки, и увидел, что среди цветов проклюнулась тоненькая березка. Когда рассказал он об этом Гнежко, тот вздохнул: «Говорила мне Велена, что найдет, как весточку передать… Березка-плакальщица – это от нее печальный привет».

Часто случались грозы и бури, но тонкая березка не ломалась, тянулась к холодному солнышку и все росла и росла, как и Гореслав. Случилось однажды, что выпал снег в конце весны, покрылась березка ледяной коркой. Замерзли в тот год попрошайки на улицах, не взошли травы весенние… А березка выжила, хоть и потрескалась на ней белая кора.

Часто грезилось Гореславу, что сбежал он в лес Аркадак, стал диким и опасным, будто племя лесных диволюдов. Мечталось ему, что стант он жить один, будет питаться ягодами да кореньями, и изредка вести беседы о птицах со старыми ламанами, которые помнили еще Кокорову Сечь и могли знать, откуда приходит весна. Казалось маленькому княжичу, что только в темной неведомой глуши Аркадака найдет он то, что так отчаянно искало его сердце… Да только куда он денется из детинца, от пристального взгляда Светла?

Было Гореславу десять лет, когда поссорился Гнежко с Горуверской землей. Ездил в поход, да не вышло битвы – постояли дружины друг напротив друга, но порешили миром. Правда, с тех пор удвоил князь дань со всей Северной Полмы, чтобы содержать мечников, нанятых из Полмы Южной. Охраняли южане границы, объезжали владения. Не понимал маленький Гореслав, почему ссорятся люди, не было в нем воинского задора. Гнежко взялся объяснять ему, что такое интересы княжества, да не понял Гореслав толком ничего, только услышал, что в Горуверской земле выдивьи не живут и тут же спросил:

– А почему?

– Князь Гарияр давно закрыл границы для дивьих выродков, – объяснил княжичу Светел. – Потому они все и ползут к нам.

– Потому что у нас хорошо?

– Потому что покойная княгиня добра была и терпелива… Усмирила гневливость князя, уговорила уговорами пускать выдивьев в Застеньград.

Не было друзей у Гореслава, кроме дворовых собак. Даже Бранко, младший сын Админы и покойного дяди Лучезара, самый близкий к Гореславу по возрасту, не хотел водится с ним. Прятался от княжича, ускользал, будто птица из рук – не хотелось ему водиться с Гореславом, не хотелось дружить со змеенышем. Но все же повезло княжичу найти себе друга, и было это так.

Однажды сидел Гореслав на ступеньках терема и вытесывал из деревяшки себе лошадку. Был то вечер, промозглый и ветреный, но не хотелось Гореславу прятаться в тереме и прислушиваться к шагам отца. На лавочке внизу уселись сестры Лучеразовны, болтали и хихикали, иногда пели. Больше всего нравился Гореславу голос Милады, старшей сестры. Чистым, глубоким он был, будто колодезная вода, а когда пела Милада, то закрывала глаза. Мимо крыльца проходил хромой выдивий Граб, единственный из оставшихся в живых в детинце. Двое других умерли с разницей в год, но то и неудивительно для дивородков – короткий у них век, не в своих родителей. Граб нес дрова в сторону кухонной клети, волоча ногу медленно и осторожно, но не послушалась она – споткнулся и упал. Громко рассмеялись младшие из сестер Милады, стали показывать пальцами и перешептываться.

Граб, видно было, ушибся сильно, и подняться сразу не мог. Встал тогда Гореслав, было ему тогда десять лет, подошел и протянул руку.

– Давай помогу.

Вскинул тот на княжича глаза, опасаясь: не обманет ли, не насмехается ли? Девицы на лавочке замолкли и следили, что же будет дальше.

– Вставай, чего ты?

И Граб принял руку княжича. Когда поднялся, стал благодарить, стыдливо отводя взгляд. Хоть и был он в два раза старше Гореслава, но в помощи нуждался и отказаться не сумел. Гореслав покраснел и помог Грабу.