Елена Асеева - Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея

– Як же тебе не совестно, – протянула за всех девчушка, легошенько выпучив вперед красные губешки, тем самым выражая недовольство. – Такой большенный, самый старчий из нас туто-ва, а тык вот некрасивше нюни распустил, будто маханький.

Копша слышимо выдохнул и зараз поднялся на ноги, притом не расправив на лице складочки, хотя и подтянув сопли. Таким побытом, все ж он желал задобрить дивного птаха, каковой в свой черед не поддалась на данные увертки, а вспять того ступил в сторону. Позади Жар-птицы долгий хвост, малешенько качнувшись, поднялся вверх, размашисто развернувшись и блеснув каждым отдельным перышком, таким ослепительно златым. Дух сберегающий клады еще чуточку поглядывал на птаха, но так как последний больше на него не обращал внимания, медленно развернулся да принялся оглаживать свой кафтан, ставший несколько потрепанным и грязным от пребывания в Кадуке, посему и являющий бело-серые полосы по всей материи. И тотчас послышался раскатистый вздох кувшинчика, все поколь тулящегося к Копше, досель сопереживающего, что не удалось собрать женчюга, слышимо сказавшего:

– Дык аки прекраса он лучится, – и его возгласу довольно фыркнул дух, кособоко наблюдающий за дивным птахом.

А Жар-птица, между тем, поглядывая лишь на поместившихся супротив него ребятушек, продолжила свой сказ, ноне, впрочем, более не переходя на пение:

– Полотно Мира, кое соткала Макошь, имеет замысловатые узоры, удивительные перекрестия, знаменательные узелки. Разными цветами переливается оно, абы удел кажного живого создания не повторим в своем движении. И твой Орей, и твой Алёнка удел накрепко связаны с моим явлением. Коль бы оба вспужались ступать за клубочком як то велела Земляничница, али б забоялись защищать колтков перед Доброхочим, лезть во глубокий лаз берлоги кома, не случилось б и моего рождения, явления. Не было бы моего прилета в межмирье, а значица и освобождение славянского роду от Скипер-зверя во даль дальнюю отодвинулось, а может никогда и не свершилось бы вовсе.

Чудная птица тяперича раскрыла и свои переливающиеся крылья да легохонько качнула на них кажным перышком, точно намереваясь взлететь, и единожды обдала стоящих пред ней детушек жаром огня. Только затем, когда теплые волны вроде огладив волосы братца и сестрица, чуть слышно затрещали на них, Жар-птица дополнила:

– А днесь нам всем надобно ступать вперед. Туды, куды катился до энтого клубочек, ибо стёжка наша обчая прямо али криво, быстро али долзе, приведет куды велено.

– Кем велено и куды сия стёжка водить, – протянул недоверчиво Копша, лишь сейчас распрямляя на личике морщинки, и взором своим суровым уперся в чуть покачивающийся хохолок птицы, поверху увенчанный крупным, белым женчюгом, вельми круглым и гладким. – Ты сама-то ведываешь? Али дык всего-навсе язычишь? – довольно грубо закончил дух сберегающий клады, и прерывисто вздрогнул, судя по всему, очень желая тот женчюг примерить на свой колпак.

– Не-а… не ведаю, – чуть слышно отозвался дивный птах и сызнова переступил поближе к детушкам да покосился на такого жадного до того обилия Копшу, точно пугаясь его непомерности.

– Толдо пошто язычишься… Тумкаешь сие оченно легошенько ступать к незнамой Яге, по неведомой дали, – глубокомысленно завершил дух сберегающий клады и вторящий его ненасытному взгляду кувшинчик, горестно застонал, будто сам желал примерить на себя чудной камень женчюг. – Нам хаживать, тобе летети. Али ты, опять-таки, по сим вольностям мари влачитися с нами будяшь?

Жар-птица сразу взметнула крыльями, да подавшись вверх, взлетела в поднебесье, качнув своими вытянутыми, повисшими златыми лапами, на кончиках каковых переливались ослепительно-желтые тонкие коготки, и ужоль оттуда чуть слышно отозвалась:

– Нет, я полечу, не могу ступать. Тык и вас не могу несть, ведь куды-ка шествовать о том ведает токмо клубочек ваш. А вас я разыскала туто-ва, понеже тяперича удел у нас обчий. Я буду лететь, и глазеть с небес за вашим ходом, дабы не отстать.

– Вельми нам понадоба, дабы ты поспевала, – сурово дыхнул Копша, и, раскрывши рот, потеснив волоски пышных красных усов и густой бороды, прикрывающих губы, вынул из него узенький черный раздвоенный на кончике язык да выставил его вверх. Скорей всего он желал, чтобы его недовольство узрела Жар-птица, да она была вельми высоко и о языке духа сберегающего клады не помышляла.