Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

«А второе?»

«Второе условие – это условие неразглашения. Оно связано с тем Великим Делом, которое делаю я по поручению графа. Ты должна будешь хранить тайну – не рассказывать никому об увиденном и не передавать никому никаких предметов, относящихся к моим трудам и опытам. Честному человеку, конечно же, нетрудно выполнить и это условие – но я и здесь беззащитен перед злодеями, способными натворить много бед прежде даже, чем люди графа по моему слову найдут их и примерно накажут!»

Он перевел дух.

«Так что же: ты готова поклясться, что не обманешь меня и не украдешь у меня ничего?»

«Гото…» – начала говорить Гретхен, но вдруг взгляд ее упал на кота, который все это время чинно сидел в стороне и, должно быть, внимательно слушал их разговор, не считая, однако, нужным принять в нем участие. Поняв, что на него смотрят, Тимофей поднялся с места и прошел три-четыре шага, показывая, что прихрамывает на переднюю левую. Должно быть, он повредил ее в драке.

«Это твой кот, бедняжка?» – спросил спаситель, прежде, чем Гретхен решилась открыть рот.

«Да, это мой Тимофей – единственное приданое, оставленное мне отцом».

Спаситель усмехнулся: «Что ж – приданое и впрямь неплохое, дорогого стоит: ведь именно его вопли заставили меня изменить свой путь и свернуть в этот несчастный закоулок».

«Я не могу его бросить на улице, мой господин, – в глазах девочки вновь показались хрусталинки слез, – особенно сейчас, когда он защищал меня и получил рану!»

Спаситель задумался. Пристально посмотрел в глаза коту, отчего Тимофей зажмурился, затем поднял голову к небу, на котором уже показались первые звезды, и некоторое время смотрел на них, беззвучно шевеля губами:

«Что ж… сегодня Венера встречает дорогу Святого Иакова… Гермес Трисмегист в „Изумрудной скрижали“ говорит, что кошка благоприятствует Великому Деланью… Бернар Тревизанский ему в этом вторит, но с оговорками, касающимися характера, присущего Меркурию и Сере, идущим Сухим Путем после полудня…»

Но вот он кончил бормотать, вновь обернулся к Гретхен и произнес едва ли не торжественно:

«Что ж – я готов приютить тебя и вместе с котом. Надеюсь, ты станешь следить за ним и не позволишь ему сделать ничего дурного… Назови же мне теперь свое имя и, если ты согласна со всем сказанным, повторяй за мной слова клятвы».

Не прошло и четверти часа, как Гретхен оказалась в доме Мастера Альбрехта-старшего – таким оказалось имя ее спасителя. Хозяин дал ей свежего хлеба и кружку молока, Тимофею же, в свою очередь, перепали остатки сыра, так и не вынутые из корзины. После трапезы Мастер Альбрехт отвел их обоих в узкую с низким потолком каморку, в которую вела винтовая лестница, – в неярком свете свечного огарка Гретхен разглядела в дальнем от входа углу большой сундук, поверх которого было набросано всяческое тряпье. Не помня себя от усталости и пережитых волнений, Гретхен взобралась на этот сундук, накрылась чем-то и, когда еще четверть часа спустя кот, проверив и обнюхав все углы комнаты, занял свое место у нее в ногах, девочка уже вовсю спала.

Так завершился этот во всех отношениях необычный день.

Первые недели жизни в городе Гретхен казалось, что все вокруг происходит как бы понарошку, причуды ради, – и не сегодня-завтра вдруг резко изменится, вновь станет обычным и нормальным и двинется, не спеша, своим путем – подобным тому, как было заведено у них в деревне. Рассеется в разные стороны это великое множество собранных зачем-то в одно место людей – подчас даже незнакомых друг другу, несмотря на то, что давно живут на соседних улицах! Исчезнет всепроникающий запах нечистот, повсеместно выливаемых на эти улицы прямо из окон. Впрочем, к подобным ароматам Гретхен быстро привыкла – как привыкли к ним, должно быть, и все прочие жители города. Гораздо сложнее было приучить себя к обилию камня повсюду: не только крепостные укрепления, но и все церкви без исключения, а также ратуша и некоторые богатые дома были полностью каменными. Больше того, отполированным подошвами да подковами булыжником вымощены были даже многие улицы и площади, – словно бы над ними было не небо, а выбеленный сводчатый потолок с коричневыми ребрами деревянных стропил, подобный тому, что венчал верхний этаж домика Мастера Альбрехта.