Сен Весто - Пролегомены эволюции. Сага о бойцовой рыбке

Логический скачок содержится в самой постановке задачи: выражение «стрела занимает одно и только одно положение в каждый момент» не имеет смысла. Движение содержится уже в самой структуре ее взаимоотношения с окружающим миром, и движение это – время.

Но занимательное в другом. Предложенное выражение «стрела имеет одно положение» в самом деле могло иметь смысл, причем абсолютный и не бытовой, но только если принять за исходный закон вселенной, что в действительности время не имеет категории изменчивости – оно не изменяется. Если бы остановилось время – стрела тогда действительно заняла бы «одно и только одно положение».

Предположительно, дело тут все в том, что нет такого строго математического понятия как «отдельный момент времени» и «отдельное положение в пространстве», поскольку каждое из них состоит из бесконечного значения других. Но совсем интересное лежало дальше. Парадокс в том, что даже это не доказывало то чисто умозрительное положение, что существует такое свойство среды, как движение времени. С некоторых пор в Хаплохромисе неизвестно откуда угнездилось одно подозрение, что на самом деле никуда оно не «движется». Как вода. Просто такая игра языка и инерция логических связей. Говоря по-другому, того, ради чего все и затевалось, того самого главного, зачем вообще и стоило жить, эволюции как свойства пространства-времени в действительности не было. Его просто не существовало. Невзирая на все возложенные к его пьедесталу жертвы и скромные достижения. Картина была нарисована, и то, что она не имела границ, не делало ее менее завершенной.

С легким оттенком грусти и даже с тенью слабого разочарования Хаплохромис вздохнул. Миру не хватало чего-то главного, чего-то, без чего все остальное теряло смысл. Эстетическое чувство вновь создавало окружающей среде трудности.

За непомерно широким, как дно лагуны, офисным столом со скупо блестевшими в нем пятнами света молча сидел весь, сколько их поместилось, полномочный состав спешно призванных под своды генштаба пираний. Большое начальство присутствовало за этим столом в полном составе не в первый раз, но впервые его умение хранить молчание так долго проявлялось в столь замечательной мере. Как никогда остро и осязаемо Совет пираний сегодня ощущал цену каждому непроизнесенному слову. В полированных поверхностях отражались неясные перспективы, на стенах угадывались карты размером с глобальную катастрофу – на одном конце сегодняшнего высокого офиса к самым полам спускались бледные полотна экрана, на другом, дергаясь неясными изображениями и помигивая мутным прожектором, торопливо стучал и вертелся отснятыми кадрами трофейный киноаппарат: размытый сноп света его с плававшими в нем пылинками упирался в стену с экраном напротив, ничего больше толком не показывая, поскольку показывать больше было нечего. Все слушали, как он стучит.

Закончив слушать, стали прижимать пальцы к глазам и рассеянно глядеть по сторонам. «А теперь предлагаю перейти к обсуждению», – произнес начальник генштаба.

Все перешли.

Воцарилось глубокое и полное содержания молчание.

Закончив стучать, аппарат теперь вхолостую вертел самое большое свое колесо с дырками, хлопая концом пленки.

«Ну, не знаю», – произнес один из собравшихся, осторожно почесав бровь концом карандаша, выражая общее мнение.

Все помолчали вновь. Начальник совета терпеливо ждал.

«Может, мы сразу перенесем сюда постели и уляжемся спать? – не выдержал он, когда молчание затянулось. – Или будут еще дельные предложения?»

Пошевелившись и садясь удобнее, пираний с карандашом, вновь выражая общее мнение, произнес:

«Здесь есть над чем поработать».

Все вновь помолчали, других предложений не поступало. Все говорило за то, что все честно соизмерили собственные силы с новыми обстоятельствами и столь же честно оставляли другим право заниматься популизмом – либо им не заниматься.

Руки главного, все это время лежавшие на голой полированной поверхности стола, расцепив пальцы, в некотором замешательстве и явном разочаровании наглядно разошлись, на какое-то время так застыв. Ладони начальства неприкрыто показывали, насколько глубоко они озадачены происходившим.

«Джентльмены, – сказал главный. – Мне не нравится сегодня ваше настроение. Это еще не конец света…»

«А вот это уже под большим вопросом, – немедленно отозвался другой из приглашенных. Облизав сухие губы, он откинулся на спинку. – Если все это правда… Я подчеркиваю: если все это правда хотя бы отчасти – то у нас с вами появляется редкая возможность измерить наконец воочию пределы нашего оптимизма».