Павел Крусанов - Калевала

Пока говорил старик ведовские речи, все больше укрощала кровь свой ярый бег и наконец утихла вовсе. Тогда послал старик сына в кузницу приготовить целебную мазь, чтобы без следа затянулась злая рана Вяйнемёйнена.

Взял мальчик нежные стебли знахарских трав, что никому почти ни здесь, ни в прочих краях не известны, взял цвет тысячелистника, медовые соты, собрал на щепу дубовый сок и бросил все это в кипящий котел. Три дня и три ночи варилось в котле снадобье — наконец, снял мальчик пробу и увидел, что не готова мазь, не то вышло средство. Тогда добавил он в варево новых трав — тех, что ведомы лишь сильнейшим в мире знахарям и чародеям, и после того еще три раза по три ночи кипятил на огне котел, пока не выпарился отвар до густой мази.

Решил мальчик проверить волшебное средство, вышел из кузницы и помазал сломанную осину — и исцелилось Дерево, распрямило стройный ствол, распушило ветви и стало крепче и краше прежнего. Помазал мальчик расколотый камень — и срослись куски, потер рассекшиеся скалы — и сошлись половины.

Принес он отцу целительную мазь, отдал в руки и сказал:

— Удалось мне это зелье — лечит оно даже камни. Старик попробовал мазь на язык и нашел средство годным. Натерев Вяйнемёйнену зельем рану, вытянул колдовской старик из тела песнопевца все боли и запер их обратно в ту страшную гору, из которой выходят болезни, — и ушла послушно боль внутрь утеса. Нога же Вяйнемёйнена стала крепче прежнего, исцелившись и внутри, и снаружи, так что никаких следов не осталось на месте страшной раны. И возрадовался мудрый певец, и заказал грядущим народам не делать на спор ни лодок, ни иного дела и не хвалиться будущей работой, ибо только великий Укко конец всем начинаниям дарует, а без него и герои слабы, и руки сильного — немощны.

От старика-знахаря погнал Вяйнемёйнен коня прямиком в Калевалу — только мелькали вдоль дороги деревья, — и ничего уже с ним по пути не случалось. По полям и болотам, по холмам и лесам мчались, скрипя полозьями, сани, а когда подъехал вещий певец к пределам родимой Вяйнёлы, к границам Осмо, то возрадовался и сказал такие слова:

— Пусть растерзает волк сонливого лапландца! Пусть приберет чума Йоукахайнена! Говорил он, что никогда не вернуться мне живым в долины Калевалы, но не вышло по его!

От радости искусно запел Вяйнемёйнен дивную руну и напел золотую ель на краю Вяйнёлы. Подняла она вершину к небу, подперла тучи и распустила золотые ветви. Пел, заклиная светила, старец, и спускался месяц на верхушку, и сходила небесная Медведица на ветви… Но недолгой была радость Вяйнемёйнена: чем дальше заезжал он в родные земли, тем тяжелее становилось у него на сердце и тем ниже склонялась его голова, ибо обещал он за свою свободу послать в угрюмую Похьолу славного Ильмаринена.

У кузницы знаменитого мастера, откуда раздавались тяжкие удары молота, остановил песнопевец узорчатые сани. Увидя старца, спросил Ильмаринен:

— Где, Вяйнемёйнен, пропадал ты так долго?

— Был я в Похьоле, — ответил Вяйнемёйнен, — в полночной Сариоле — жил средь лапландских чародеев.

— Что же ты видел там, мудрый старец, — спросил кузнец, — и как удалось тебе вернуться?

— Видел я на холодном севере девицу, — сказал Вяйнемёйнен, — краше она самой красоты, а женихов не ищет и мужа не выбирает. Пол-Похьолы суровой славит эту девицу: краса ее, как лунный свет, как солнце, она сияет, даже звезды небесные с ней не спорят — только взглянешь на ее косы и все на свете забываешь. Слушай, Ильмаринен! Если поедешь ты в Похьолу и выкуешь мельницу Сампо, что будет молоть и муку, и соль, и деньги, если украсишь ее пеструю крышку, то в награду за работу отдадут тебе эту красавицу в жены.

Насторожился Ильмаринен:

— Уж не обещал ли ты меня в туманную Сариолу, чтобы самого себя оттуда вызволить?! Нет, Вяйнемёйнен, не пойду я в Похьолу — героев там ждет погибель, славных мужей там смертью встречают.

Понял вещий старец, что не обойтись ему без хитрости, и завел лукавую речь:

— Видел я и другое чудо: выросла на краю Калевалы золотая ель, какой никогда не бывало прежде, — подпирает она собою тучи, с вершины ее светит месяц, а на ветвях лежит Медведица.

— Нет на свете такого чуда, — сказала Ильмаринен. — Мне ли не знать, чему дивиться в Калевале, но не встречал я здесь золотой ели. Неужто мне глазам не верить?

— Раз слова моего недостаточно, — сказал мудрый старик, — так пойдем туда — сам увидишь: правда это или пустые россказни!