Бхагаван Раджниш - Библиотека Ошо - Притчи старого города

В течение трех лет император приводил в порядок свой прекрасный сад: сажал деревья и цветы, обустраивал воздушные беседки, сады камней и пруды с золотыми рыбками. На открытие сада было приглашено множество знатных гостей, жаждущих полюбоваться его красотой.

Все были в восторге и расточали лишь комплименты. Но императора по-настоящему интересовало мнение лишь одного из гостей — человека, который считался непревзойденным знатоком этого вида искусства, мастером своего дела. Внимательно разглядывая сад, мастер сказал: — Я не вижу в твоем саду ни одного сухого листа. Разве может жизнь существовать без смерти? Из-за того, что здесь нет сухих листьев, сад кажется мертвым. Наверняка сегодня утром его подметали. Прикажи принести сюда немного сухих листьев.

По приказу императора в сад принесли немного опавшей листвы и разбросали ее поддеревьями. Вскоре ветерок, залетевший в сад, принялся играть сухими листьями. По саду распространился их тихий шорох и тонкий аромат ранней осени. Сад на глазах оживал перед изумленными глазами гостей.

Тогда мастер сказал:

— Вот теперь я могу сказать, что твой сад прекрасен. Проблема заключалась в том, что он был слишком хорошо спланирован и выхолощен. Искусство же становится величайшим лишь тогда, когда оно не обнаруживает себя.

Умер один крестьянин. Собираясь провожать его в последний путь на кладбище, родственники покойного обратились к соседу.

— Помоги нам отнести на кладбище нашего отца.

— Не могу, — ответил молодой человек, — я занят, у меня много дел.

Тогда лежащий в гробу покойник приподнял голову и сказал:

— И у меня оставалось много незавершенных дел, но пришла смерть. Мне пришлось оставить свои дела и уйти из этого мира. Помоги отнести меня на кладбище, тогда после твоей смерти чужие люди помогут твоей семье похоронить тебя.

У Чжуан-цзы умерла жена, и Хуэй-цзы пришел ее оплакивать. Чжуан-цзы сидел на корточках и распевал песни, ударяя в таз. Хуэй-цзы сказал:

— Не оплакивать покойную, которая прожила с тобой до старости и вырастила твоих детей, — это чересчур. Но распевать песни, ударяя в таз, — просто никуда не годится!

— Ты не прав, — ответил Чжуан-цзы. — Когда она умерла, мог ли я поначалу не опечалиться? Скорбя, я стал думать о том, чем она бьша в начале, когда еще не родилась. И не только не родилась, но еще не бьша телом. И не только не бьша телом, но не бьша даже дыханием. Я понял, что она бьша рассеяна в пустоте безбрежного хаоса. Хаос превратился — и она стала дыханием. Дыхание превратилось — и она стала телом. Тело превратилось — и она родилась. Теперь настало новое превращение — и она умерла.

Все это меняло друг друга, как чередуются четыре времени года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним — значит не понимать судьбы. Вот почему я перестал плакать.

Некий богослов после смерти оказался у райских врат. Ангел при входе встретил его, задал несколько вопросов о его жизни на земле и сказал:

— Ты достоин рая. Входи же.

Но богослов попытался возразить ему:

— Постойте, я не терплю, когда мне навязывают решения. Вы говорите, это — рай. А доказательства у вас есть? А вдруг это ловушка для заблудших душ или средоточие грез или фантазий?

Ангел достал рог и протрубил. Из ворот вышли дюжие стражники в сверкающих солнцем доспехах.

— Хватайте этого и влеките вовнутрь, — сказал ангел. — Все в порядке. Он — свой.

Умирал один великий персидский царь. Был он уже глубоким столетним стариком, но когда за ним пришла Смерть, царь ей сказал:

— Не могла бы ты немного повременить? Я еще не пожил по-настоящему, я был занят делами царства и совсем не готовился к необходимости покинуть это тело, имей ко мне сострадание, а если ты не можешь уйти с пустыми руками, забери одного из моих сыновей?

Смерть ответила:

— Я не против, но для начала спроси об этом у своих детей.

У царя была целая сотня детей. Он спросил у них о том, не согласился бы кто-нибудь отправиться в царство Смерти вместо него. Старшие дети тут же отказались, согласился лишь один из них, самый юный и любящий из всех.

Мальчик подошел к отцу и сказал:

— Я согласен.

Даже Смерть исполнилась к нему сострадания: если столетний старик еще не пожил, то что же говорить о шестнадцатилетнем мальчике?