Разипурам Нарайан: Лавана

Царь осторожно приблизился к коню, но тот отпрянул, гордо вскинув голову, подождал, пока царь сделает новую попытку, и опять прыгнул в сторону. Царь увлекся этой игрой и не заметил, как далеко он ушел. Конь привел его за собой в какие-то незнакомые места. В конце концов царя обуял гнев, он сделал неожиданный прыжок, схватил коня за пышную гриву и вскочил ему на спину. Конь стремительно бросился вперед. У царя засвистело в ушах, а конь перешел с рыси на галоп и несся так, будто ему ничто не было помехой: ни земля, ни воздух, ни поля, ни деревья. Он разрезал грудью воздух и мчался сквозь густые заросли, между деревьями, перелетал через изгороди, скакал по долинам и лугам.

Ослепленный Лавана с трудом дышал и изо всех сил прижимался к лошади. Он сдавил пятками ее бока, обхватил руками лошадиную шею и распластался у нее на спине. Конь мчался не только по земле, он то и дело поднимался в воздух, и тогда ветви деревьев били Лавану по голове. Увидав сук, который грозил расцарапать ему лицо, он выбросил вперед руки и вдруг почувствовал, что висит высоко над землей и цепляется за пустоту.

«Что за странные вещи творятся со мной! — промелькнуло у него в голове. — Где я?» Он не видел под собой ничего, кроме зеленой бездны, и не представлял, где бы он очутился, разжав руки. Лавана дотянулся до двух перекрещивающихся веток дерева и сел. Сколько он так просидел, он не помнил. Взглянув вверх, он увидел у себя над головой семью обезьян. Отец лежал на спине, мать искала вшей у него в шерсти, а малыш резвился на ветках; родители то и дело хватали его за хвост и притягивали к себе, боясь, как бы он не упал. Вдруг все они замерли и устремили взгляд на пришельца. Лаване казалось, что в их глазах таится насмешка.

«Они в своем царстве, а я сижу тут, рядом с ними, по недоразумению, — подумал он. — Кто же я теперь? Раньше я был царем. Я обладал властью, у меня был дворец, люди почтительно кланялись, увидев меня, и исчезали, стоило мне нахмуриться, а теперь я оказался на дереве, как будто сам превратился в обезьяну. Наверное, здесь обезьяны важнее царей, и мне придется смириться со своим новым положением. Если я попробую взобраться на следующую ветку, обезьяны вскарабкаются еще выше и все равно будут смотреть на меня сверху вниз. Пожалуй, лучше выбраться отсюда, пока дело не приняло совсем скверный оборот. Я согласен скорее погибнуть там, внизу, чем остаться здесь».

Лавана посмотрел вниз. В диких зеленых зарослях, простиравшихся под ним, его подстерегали любые опасности: хищники, готовые проглотить его целиком, змеи или дикари, которые схватят его и будут терзать. Он разжал руки и полетел вниз. Ветви деревьев немного смягчили удар о землю. Царапины на его лице кровоточили, ноги болели, но он был счастлив, что не видит больше надменных обезьян и не несется на лошади, а стоит на твердой земле. Он не знал, в каком направлении надо идти. Но идти надо было. Лавана помедлил немного и пошел.

Он шел, шел и шел. Когда наставала ночь, он ложился на землю и засыпал. Лавана потерял счет дням; он не знал, откуда и куда он идет и много ли он прошел или мало. Он видел перед собой дорогу и двигался вперед, несмотря на боль в ногах; его одежда превратилась в лохмотья, тело покрылось ссадинами. Его мучили голод и жажда. Когда у Лаваны не хватило сил сделать следующий шаг, он в изнеможении опустился на землю, надеясь, что смерть не заставит себя долго ждать. Но не из каждого затруднения можно выйти таким образом. Лавана не помнил, сколько он пролежал. Придя в себя, он открыл глаза и увидел, что рядом с ним стоит молодая женщина и с любопытством его разглядывает. Ее тело было прикрыто рваным куском материи, в руке она держала корзинку.

— Кто ты? — спросил Лавана.

— Ой! — удивилась женщина.

— Я хочу есть и пить, — сказал Лавана. — Что у тебя в корзинке?

— Еда, которую я несу отцу, он рубит дрова в лесу.

— Что за еда?

— Самая обыкновенная еда, лакомств у нас нет.

— Я хочу есть! — воскликнул Лавана. — Спаси меня! Я умираю, дай мне хоть кусочек.

— Я несу еду отцу, — решительно заявила девушка.

— Неужели ты меня не пожалеешь?

— Нет, не пожалею, — ответила она. — Кто ты такой?

В эту минуту царь еще помнил, кто он такой.

— Я царь, — сказал он, — то есть я был царем… Все это неважно. Дай мне поесть, я вознагражу тебя, как только вернусь в свое царство.

— Ты, может быть, и царь, — сказала женщина, — но я не царица… Я принадлежу к самой низшей касте. Мой отец — чандала. Нам запрещено делиться с такими, как ты. Я совершу грех, если дам тебе пищу, оскверненную моим прикосновением. Я не хочу грешить, чтобы потом не попасть в ад. Ты кшатрий, а я принадлежу к низшей касте, я чандала.