А. Немировский - Мифы и легенды народов мира т. 2 Ранняя Италия и Рим

Парис (мраморная статуя скульптора А. Кановы).

«Опять эти троянцы, – подумала Юнона, отводя взгляд от кораблей. – Им мало того, что они улизнули от грозного меча Ахилла. Теперь им вздумалось обосноваться в Италии и воздвигнуть новую Трою как раз против звезды Ливии и Карфагена» {40} .

Давно уже бессмертным и смертным было известно, что богиня возлюбила этот основанный тирийцами город более всех других городов {41} . Ради него она оставила свой Самос {42} и доверила ему свою боевую колесницу и доспехи. Она делала все, чтобы возвысить карфагенян, – дала им богатство, власть на морях и славу, догадываясь, однако, что к ним враждебны парки {43} и что они замыслили возвеличить их еще не существовавшего соперника.

– Не будет этого! Не будет! – вырвался из ее груди крик, и сразу же послышался грохот катящейся по склонам Олимпа снежной лавины.

Эол сидел на вершине огромной голой скалы и с отвращением взирал на расстилавшееся перед ним спокойное море. Сколько он себя помнит, он всегда здесь сидел после того, как ему удавалось загнать ветры в пещеру у подножия скалы. Ветры, оказавшись в ловушке, долго не могли успокоиться и по свойственной им, как и смертным, неблагодарности считали причиной своего заточения не самих себя, не свое буйство, а Эола. Вот и теперь, неуклюже ворочаясь, они кляли его, Эола. «Он не пастырь ветров, а настоящий тюремщик!» – провыл Зефир. «Он негодяй!» – воскликнул пылкий Африк. «Он тиран, тиран!» – пробасил Борей {45} .

Эол усмехнулся. Это что-то новое! Понаберутся у людей разных словечек и перекатывают их, как пустые орехи!

Стал вспоминать Эол блаженные времена, когда рядом с ним были жены. Много у него было их, а теперь не осталось ни одной, словно сдуло ветрами. А может быть, вовсе и не сдуло, а завели они шашни, ибо им, ветреным, стало скучно с ним, Эолом, и места здесь голые, невеселые.

Но кто это там стремительно спускается с неба? Юнона? И конечно же снова у нее какое-то дело! За многие годы Эол узнал Юнону и научился по первому слову ее речи определять, чего она от него добивается. Если скажет «милый Эол» – это какой-нибудь пустяк. Если «владыка» – значит, дело исключительно важное.

– Владыка, отпусти ветры на волю, пусть они взбаламутят море, ибо в Италию направляется враждебный мне род.

Не стал Эол расспрашивать великую богиню, кого она имеет в виду и зачем ей понадобилась буря. Ведь даже его далекий утес не обошла молва о жестокой обиде, нанесенной троянцем Парисом, назвавшим «прекраснейшей» соперницу Юноны Венеру. Слышал он и о том, что Юнона способствовала гибели Трои и преследует спасающихся бегством троянцев. Конечно же в его власти было отказать Юноне, сославшись на то, что бурями ведает не он, а Нептун. Но ему самому надоело слушать, как ветры скулят в пещере, как звенят цепи, сковывающие их по рукам и ногам. Ему любо было увидеть удаль своих подопечных и вспомнить о собственной буйной молодости.

– Будет сделано, владычица, – проговорил Эол и, гремя связкой ключей, поплелся к пещере.

И вот со свистом и воем вырвались на свободу ветры и обрушились на тихую водную гладь. Они взрыли ее, подняли волны и погнали во всех направлениях, так что те сталкивались друг с другом, как горы. Затем, взгромоздившись на тучи, напоминавшие огромных черных коней, они с гиканьем погнали их по небу, и стало темно, как ночью {46} .

Объятый ужасом, наблюдал Эней за буйством стихии. «Колесница Кибелы», потеряв управление, то взлетала вверх, то падала в пропасть. Мачты были надломлены, словно соломинки, реи покрыли палубу. Потоки воды врывались в трюм, флотилия исчезла из виду, и можно было думать самое худшее.

Тело его сковал холод. Воздев руки к небесам, он закричал что было силы:

– Трижды, четырежды счастлив тот, кому довелось пасть в бою. И почему меня смерть пощадила и не сражен я ни Ахиллом, ни Диомедом, не унесен Симоэнтом вместе с телами сотен отважных троянцев?!

Нептун (античная мраморная статуя в Дрездене) .