Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим

Быть может (если только взору смертных
Небесные доступны тайники),
Быть может, это из селений горних
Слетел хранитель-ангел на героя
И явно осенил его крылами.
Не менее усердно в то же время
И египтянин войско размещал,
Солдат перед сраженьем ободряя.

Такого же порядка в размещенье
Он держится, как и Готфрид: пехоту
Всю в центре ставит, конницу по флангам.
Себе берет он правый фланг, вождем
На левом назначает Альтамора,
А центр Мулеазему поручает;
Армида ж с ослепительным своим
Конвоем остается в арьергарде.

Где Эмирен, там и отряд бессмертных,
А также и Адраст и Тизаферн;
Налево же, где Альтамор, четыре
Властителя: персидский, африканский
И эфиопских два. Пространство нужно
Обширное для их несчетных полчищ;
Оттуда полетят на христиан
Каменья из пращей, из луков стрелы.

Ряды военачальник объезжает
И держит речи к воинам, попреки
Мешая с похвалами и посулы
С угрозами. Так молвит одному:
«Что за унылый вид? Чего боишься?
Один что может сделать против ста?
Довольно нашей тени, наших криков,
Чтоб эта горсть в испуге разбежалась!»

Другому: «Воин доблестный, люба
Твоя отвага мне, так отбери же
Свое добро, насильно отнятое!»
Кой-где припоминает про отчизну;
Ее молящий образ представляя,
Картины обездоленных семей
Рисует в ярких красках: «Край родимый
Через меня к тебе взывает слезно:

«Спаси святые храмы; не давай
Врагу их орошать моею кровью.
Избавь юниц дрожащих от позора;
От скверны защити могилы предков».
Взгляни на старца слабого, что кажет
Тебе седые волосы; взгляни
На ту, что с ложа брошенного молит
Тебя и к ней, и к детям возвратиться».

Иным же говорит: «И честь и месть
Вам Африка вручила, и суровой,
Но справедливой кары ожидает
Она от вас нагрянувшим злодеям».
В сердцах бойцов он разжигает пламя.
Но вот вожди умолкли; оба войска
Разделены лишь узкой полосою.

Что за величественный вид! Сигнал
К сраженью дан – и все заколебалось.
Пестреет воздух яркими значками;
Широко развеваются знамена;
Султанами играет ветер вольный;
Как светочи, от солнечных лучей
И золото и сталь горят, окрестность
Сиянием и страхом наполняя.

Как лес дремучий, дротики и копья
Укрыли все; натянутые луки
Пустить готовы трепетные стрелы;
Струной звенит взвивающийся пращ.
И ненависть и ярость переходят
От всадников к коням: взрывают землю
Неистово копытами они,
И пламенные ноздри их дымятся.

Насколько это зрелище ужасно,
Настолько ж тайной прелести полно,
И от него отвлечься взор не может;
Нестройный хор рогов военных все же
Ласкает слух. Меж тем у христиан
Хотя и меньше воинов, но больше
Величия: и ярче блеск доспехов,
И звуки труб согласней и бодрей.

Готфрид вещает первый наступленье;
Шлет Эмирен ему ответ тотчас же
И принимает битву; христиане
Смиренную мольбу возносят к Небу
И, на колена пав, целуют землю.
Мгновение, и нет уже равнины:
Все ринулось, сомкнулось и смешалось;
И всюду кровь, и всюду смерть и ужас.

Из христианских воинов удары
Кто первые нанес? И чья рука
Стяжала лавры первые в той битве?
Твоя, твоя, Джильдиппе! Было свыше
Так решено, чтоб женщина сразила
Гирканца, повелителя Ормусы:
Он падает и слышит, как враги
Удар, его лишивший жизни, хвалят.

Уже в кусках копье у амазонки,
Уже в ее руках сверкает меч,
И, налетев на персов, прорывает
Она за рядом ряд, как паутину.
Зопира, ухватив за пояс цепко,
Она перерубает пополам;
Вонзив железо в шею, Аларкону
Перерезает и гортань и глотку.

Без чувств летит на землю Артаксеркс;
Аргей, насквозь пронзенный, испускает
Последний вздох; беспомощная виснет
На коже кисть руки у Измаила.
Ослабшие поводья скакуна
По шее хлещут; чувствуя свободу,
Животное все далее несется,
Среди врагов смятенье порождая.

И много-много воинов безвестных
Повержены рукою амазонки.
Враги уже теснят ее, грозя
И споря, чьей она добычей станет.
Но верный Одоард, вооруженный
Всей нежностью, стремится к ней на помощь.
Вдвоем супруги чувствуют, как в них
И сила и отвага возрастают.