Донасьен де Сад: 120 дней Содома, или Школа разврата

– О сударь, – вся дрожа, отвечала я ему, – знайте же, что я в пропаже не виновата…

– Посмотрим, дьявол тебя побери, – закричал он (прошу заметить, господа, что штаны у него все это время были расстегнуты, и стоячий член так и прилип к брюху; уже одно это обстоятельство могло бы меня несколько успокоить, но я ничего такого из-за смятения своего увидеть не сумела), – сейчас мы увидим, я отыщу-таки то, что мне нужно!

И приказывает мне сбросить с себя все одежды. Раз двадцать бросалась я к нему в ноги, умоляя не подвергать меня столь унизительному обыску, – ничего не трогало, ничто не могло смягчить его сердце; в ярости он сам стал срывать с меня одежду, и, как только я осталась в чем мать родила, обнаружил у меня в кармане эту злосчастную шкатулку.

– Ага, злодейка, – пылая гневом, воскликнул он. – Вот и доказательство, что ты ходишь к порядочным людям, чтобы воровать у них!

– Господин мой! – взмолилась я. – Имейте снисхождение к моей молодости! Я не могла устоять против соблазна, которым меня искушали.

– Что ж, – отвечает он мне, – ты все это расскажешь комиссару полиции.

Он зовет слугу и приказывает ему немедля собраться и бежать к комиссару просить его явиться сюда безотлагательно.

Слуга побежал, а его хозяин, по-прежнему со вздыбленным членом, уселся в кресло и ну меня поносить и позорить.

– Эта соплячка, эта мошенница приходит к человеку, собравшемуся ей хорошенько заплатить, только для того, чтоб его ограбить. Ну, ничего, она свое получит!

Тут раздался стук в дверь, и является человек в одежде полицейского чиновника. «Господин комиссар, – обращается к нему наш хозяин. – Вот эта злодейка, которую я вам и передаю раздетой донага, ибо я это сделал, чтобы обыскать ее; вот вам, с одной стороны, эта девка, с другой – ее одежда, а вдобавок и похищенная ею вещь. Главное, чего я прошу, да нет, требую от вас, господин комиссар, так это, чтобы вы ее повесили!»

При этих словах он снова бросается в кресло и начинает извергаться. «Да, да, повесьте ее, комиссар, – приговаривает он при этом. – Черт побери, повесьте, повесьте… Я хочу видеть, как ее повесили, вот и все, что мне от вас надобно!»

Мнимый комиссар увел меня вместе со шкатулкой и моими пожитками в соседнюю комнату, сбросил с себя наряд, и я признала в нем того самого слугу, который и вверг меня в мои злоключения; вполне понятное волнение помешало мне распознать его раньше.

– Ну как, – спросил он меня, – много на вас страху нагнали?

– Ох, – ответила я, – дальше некуда.

– Теперь все позади, – сообщил он. – И вот вам вознаграждение.

И тут он мне по поручению своего хозяина вручил ту самую уворованную мною шкатулку, все мои одежды, наполнил большой стакан вином, который я выпила единым духом, и отвел меня к мадам Герэн.

– Премилая страстишка, – произнес епископ. – Но только, скажу вам, можно извлечь большее, если пренебречь щепетильностью в таких делах. Я не сторонник проявления деликатности в распутстве. Если бы поменьше миндальничать, можно найти верный способ помешать девке жаловаться и сетовать, какую бы несправедливость и беззаконие с нею ни учинили бы.

– Да уж, – отозвался Кюрваль, – я бы на месте этого финансиста постарался, чтобы вы, прелестная Дюкло, так легко не отделались.

Занимательное повествование Дюкло оказалось столь продолжительным, что, когда пробил час ужина, выяснилось, что не осталось времени на то, чтобы поразвратничать перед трапезой. Уже сидя за столом, пришли к благому решению возместить потерянное удовольствие после ужина. И, собравшись все вместе, набрели на мысль о необходимости выяснить, наконец, кого из девочек и мальчиков можно возвести в ранг женщины и мужчины. Положено было для решения сего вопроса подвергнуть всех особ как мужского, так и слабого пола, чье положение представлялось сомнительным, мастурбации. Среди слабого пола Огюстина, Фанни и Зельмира сомнений не вызывали: все три этих очаровательных создания в возрасте четырнадцати и пятнадцати лет испускали сок от малейшего прикосновения. Эбе и Мишетта, которым было лишь двенадцать лет, разумеется, еще не могли подвергнуться подобному испытанию. Среди мальчиков было известно, что Зефир, Адонис и Селадон испускают сперму, как самые заправские мужчины, Житон и Нарцисс были еще слишком малы. Таким образом, для экзамена были выбраны среди султанш Софи, Коломба и Розетта, из которых первой было четырнадцать, а двум другим тринадцать лет. Среди мужчин испытанию должны были подвергнуться Зеламир, Купидон и Гиацинт.