Робер Борон - Роман о Граале

Немецкий наследник Кретьена Вольфрам фон Эшенбах, неизменно подтрунивая над своим французским предшественником, довольно строго следует той же сюжетной канве; грааль (уже «Грааль») появляется и в его поэме, но там, напоминаем, это не что иное, как камень, принесенный ангелами на землю, иначе говоря, «совсем другая история» [ «Согласно легенде, Грааль был сделан ангелами из изумруда, упавшего со лба Люцифера, когда он был низвергнут в бездну». X. Э. Керлот. Словарь символов. М., 1994. С. 151. — Еще одна версия современных люциферистов] — к 1210 году романы Кретьена де Труа и его французского преемника Робера де Борона, трактующие священную часть истории Грааля, были достаточно известны, и немецкий поэт несколько раз иронически сетует, как много ему пришлось исправлять фактов, рассказывая историю Грааля вслед за Кретьеном де Труа. Однако именно Робер де Борон оказался первым писателем — в современном смысле этого слова, — придавшим истории Священного Грааля художественную законченность, изложив ее безыскусными, но удивительными по красоте стихами на современном ему французском языке.

Известно о поэте чрезвычайно мало: разве только то, что родиной его могла быть деревня Борон близ города Монбелиар (Бургундия); «Готье», упоминаемый в конце его «Романа о Граале» — вполне историческое лицо, Готье де Монбелиар. Участие Робера де Борона в Четвертом крестовом походе (1202–1204), направленном против Константинополя, если и имело место (о чем говорит одна из гипотез), то это произошло после написания «Романа о Граале». Сам же «Роман о Граале» сохранился лишь в одной рукописи, притом в ней наличествует немалая часть следующего поэтического романа — «Мерлин», — которая должна была служить продолжением первого произведения. Сохранились также прозаические версии того же романа, — «Роман о Граале» в прозаической версии назывался «Иосиф Аримафейский» или просто «Иосиф», — сохранились прозаические версии его дальнейших частей повествования, представляющие ценность сами по себе, — однако же нас интересует не история последующих хранителей Святого Грааля, но толкование его как первой части причастия, — то ли сосуда, из которого давал пить Иисус во время Тайной Вечери апостолам, то ли чаши, в которую были собраны капли крови, пролившиеся из-под копья при распятии (на что нет ссылок даже в основных неканонических Евангелиях), — валено в конце концов лишь толкование Грааля как первой чаши со Святыми Дарами.

Именно тут возникает сюжет публикуемого ныне в русском переводе романа — «пропущенное в священных книгах место» или, как принято говорить в иудаизме «мидраш». Сами по себе образы Иосифа Аримафейского и других персонажей романа занимают в Евангелий чрезвычайно мало места. В Евангелии от Иоанна мы, к примеру, находим следующее (после того как один из воинов, которому Церковное Предание дало имя Лонгин, копьем пронзило Ему ребра и тотчас истекла кровь и вода): «После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса, и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в том саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко». (Иоанн, 19, ст. 38–42). Почти то же рассказано в Евангелии от Луки (лишь не упомянут Никодим, а о Гробе Господнем сказано, что он бы «высечен в скале»); в Евангелии от Марка появляется дополнительная деталь разговора Пилата с Иосифом Аримафейским (Никодим также не упомянут): «Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил: давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (Марк, 15, стр. 44–45). Еще меньше деталей излагает Евангелие от Матфея, за которым, как считается, стоит написанный на арамейском языке оригинал. Словом, пишущий о снятии Христа и положении во гроб обычно должен опираться не на Писание, но на Церковное Предание, — а вот оно-то как раз изобилует деталями, которые во множестве использовал в своем романе Робер де Борон, все же недостававшее дополнил силой таланта и духовного зрения. Есть основания думать, что изложенная де Вороном история ниоткуда б цельном виде заимствована не была: он лишь, как вазу из черепков, сложил все известное ему, недостающее же «экстраполировал».