Баллады о Робин Гуде

Под редакцией Н. ГУМИЛЕВА

Предисловие М. ГОРЬКОГО

Во все времена, у всех народов разбойники пользовались особенным, сердечным вниманием и какой-то странной, детской любовью. Это непонятно: как и за что можно любить человека, который живет тем, что грабит, убивает, превращая в прах и пепел имущество, накопленное тяжким трудом? Тут есть какое-то заблуждение разума, темное противоречие чувства.

Ведь большинство людей хочет жить спокойно, хочет без помехи владеть тем, что имеет, стремится прикопить и заработать больше того, что есть в руках, жаждет справедливых законов, которые строго охраняли-бы привычные условия жизни, крепкий ее порядок, мирный труд. Но именно большинство людей — народные массы — всегда и везде прославляли в песнях, сказках, легендах, разбойника, нарушителя законов, безжалостного человека, который льет кровь, как воду, не щадит человеческого труда и презирает его, — именно этот страшный человек является любимым героем поэтического творчества народа и нередко песнь в честь разбойника звучит точно акафист святому. Это странное противоречие рассеется, исчезнет, если мы посмотрим, какими душевными свойствами наделяет разбойника народ.

В одной из народных песен о Робин Гуде, Робин Гуд говорит королю Ричарду Львиное Сердце:

«Я никогда не обижал человека праведного и честного, я нападал только на тех, что живут за чужой счет. Я никогда не пролил крови пахаря»…

Само собою разумеется, что разбойники всех стран и всех времен не очень разбирали — кто праведен, кто грешен или кто честен и кто подл; конечно, разбойники гораздо чаще грабили и жгли беззащитные деревни, села, чем усадьбы бояр и помещиков, живших под защитой каменных стен, воинских дружин, многочисленной дворни. Нет никакого сомнения, что от набегов разбойников прежде и больше всего страдал безоружный и беззащитный поселянин, у которого отнимали скот, жито, сукна, полотна.

Но «народ, тысячерукое чудовище, с умом ребенка и без воли, скованное цепями законов, злое или кроткое, как повелит Судьба» — этот народ, угнетаемый всеми, кто умнее его, чья воля сильней, выработал — именно вследствие своей беззащитности — крайне сложное отношение к разбойнику.

Прежде всего разбойнику надо было польстить, ведь слабый всегда льстит сильному. Разбойник-же, с своей стороны, нередко платил за лесть кусками своей звериной добычи, и этот нищенский дар сильного слабому укреплял за сильным славу доброго.

Затем в душе каждого, кто притиснут каторжным. трудом к малоплодной земле, кто живет в неразрывной зависимости от суровой природы — от зноя и холода, засухи и дождя, чей тяжкий труд в поле может быть в один час уничтожен градом или вытоптан боярской охотой, в душе людей, которые никогда не видят благостных результатов своей работы, как видят их люди города — но всегда с тяжкой болью ощущают цепи, которыми сковало их государство, — в душе этих людей неугасимо тлеет искра воспоминаний о какой-то иной жизни, полузвериной, но свободной, которой жили их далекие предки, не подчиняясь никому и ничему, кроме своих желаний.

Из этой бесплодной мечты о том, что навсегда убито историей развития человечества, никогда уже не воскреснет, из этого веяния древности возникает та цветистая раскраска прошлого, которая называется, поэтизацией и которой народ особенно щедро награждал разбойника, свободного жителя лесных трущоб. Было-бы значительно лучше для людей, если-б они, хорошо помня прекрасное в прошлом, научились поэтизировать свое будущее.

Кроме лести слабого и зависти раба, в отношение к разбойнику народ, бесправный и угнетенный, влагает свою страстную жажду справедливости. Он всегда ожидает, что справедливость снизойдет к нему или с небес, от Бога, или явится на земле, рожденная по внушению Божию доброй волей сильных и властных людей — сам своею волей народ не часто решался искать справедливости и биться за нее. Людям забитым казалось, что смельчак, который вышел на их-же среды, из их деревни, а теперь живет в лесу легкой и свободной жизнью, грабя прохожих и проезжих бедняков и богатых, «не брезгая ни кожей, ни луковицей», бражничая с товарищами, деля поровну с ними всякую добычу, — живет без труда, как воевода в городе или боярин в усадьбе, — людям казалось, что этот человек воистину справедлив, ибо он ко всем одинаково безжалостен.