Адам Олеарий - Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию

16 сентября мы пришли к Черному Яру, который, будучи построен великим князем Михаилом, зовется и Михайло-Новгородом. Отсюда 300 верст или 60 миль до Астрахани. Воевода прислал на судно письмо на латинском языке, оставленное Алексеем Савиновичем по адресу послов; воевода прибавил просьбу, чтобы послы вышли на берег и посетили его; он, по любезной рекомендации Алексея, хотел, по силам своим, угостить нас; мы, однако, желая выиграть время, не захотели выходить на берег.

24 сентября мы достигли города Царицына, находящегося в 200 верстах от предыдущего. 29 сентября в Михайлов день [326] , мы имели попутный ветер и шли против течения на парусах 40 верст. Некоторые из русских приписывали это обстоятельство именинам великого князя Михаила.

2 октября лодка персидского посла с лошадьми попала на мель; со стаскиванием ее было много хлопот. Тем временем султан вышел на берег, а наши послы присоединились к нему и вместе обедали. Простой люд свел знакомство и персы так напились водки, что сильно опьянев, один из них здесь, а другой там, попадали в воду; как мертвых животных, их пришлось тащить в лодки. Когда лодка сошла с мели и мы хотели опять двигаться дальше, персы начали браниться с русскими, били дубинами и рубили саблями в сторону стрельцов своего конвоя. Султан, напившийся водки не менее слуг своих, хотел стрелять в стрельцов, но мы его уговорили, и ссора была улажена.

Сегодня ночью мальчик султана, страдавший поносом и поднявшийся на борт, упал в воду. Хватились его не раньше, как к утру, когда река уже успела давно унести его далеко вниз.

6 октября мы дошли до Саратова, в 350 верстах от Царицына. Здесь нам сообщили, что партия казаков встретила ушедшую сушей вперед «станицу», но, заметив достаточное сопротивление, казаки не решились напасть, но с несколькими кобылицами с большими криками проехали мимо, и вследствие этого много «аргамаков» (так русские зовут персидских лошадей), плохо охранявшихся, они увлекли за собой из станицы и увели их.

11 октября к вечеру началась сильная буря с ЮЗ, которая там и сям разоряла наши суда. Наша лодка, в которой был посол Крузиус, вместе с двумя лодками султана, где находились лошади, была прибита к восточному берегу, получила пробоину и быстро наполнилась водой. Нам пришлось все имущество из нее вынести на берег. Персы, увидя, что лошади бедствуют в воде, разбили бока у лодок и спасли лошадей, кроме одной, которая утонула. Эта буря продолжалась 2 дня и ночь. Так как мы боялись, что ветер доведет нашу лодку до полного крушения, мы срубили мачту; после этого она стала спокойно. 16 ветер поулегся, наша затонувшая лодка опять была поднята, вытащена на берег и законопачена. Персы же, которые не могли более пользоваться своими лодками, пустили теперь лошадей своих берегом. 24 мы прибыли под город Самару, отстоящий от Саратова на 70 миль.

4 ноября праздновались именины посла Отгона Брюг[ге]мана и троекратными салютными выстрелами с обеих лодок ему пожелали счастья. При этом случилось следующее несчастье. Под крышей палубы засунут был заряженный мушкет; когда внутри на судне стали стрелять из орудия, выстрелило и это ружье, и пуля из него пролетела у лакея Каспара Зе(е)лера и Христофа Бута [Пудта], барабанщика, стоявших в это время на палубе, сквозь ноги. Один из них из-за этого долго еще пролежал больным в Казани.

6 мы прошли мимо большой реки Камы и 8 вечером, при большом холоде зашли в казанскую речку. Мы остановились в доброй четверти мили от города, против монастыря. Дольше не имело бы смысла оставаться на Волге, так как ночью настала столь сильная стужа, что на другой день вся речка [Казанка] стала.

Сначала воевода Иван Васильевич Морозов, бывший год тому назад советником царя, принял нас плохо. Причиной было, с одной стороны, что тотчас же не пошли навстречу общей их жадности к подаркам, с другой — что он был близким приятелем наиболее выдающихся русских купцов, стремившихся тогда помешать нашему путешествию и намерению и т. д. Послы, переслав к нему великокняжескую подорожную, любезно приветствовали его и просили о квартирах. Он, однако, не захотел допустить до себя посланцев, сказав им: пусть они идут обратно на суда; он им пришлет ответ. На следующий день он прислал сына боярского на лодку посла Бр[юггемана] и велел спросить: «Кто на них посол и кто купец?» Посол Бр[юггеман], по справедливости, рассердился на это, взял сына боярского за руку и сказал: «Скажи воеводе, что я погонщик свиней. Далее, если сам твой господин не умеет читать, то неужели у него нет людей, которые могли бы прочитать и узнать из подорожной, как нас великий князь титулует?» Тем не менее нам пришлось при большом холоде несколько дней выдержать на лодках; тем из нас, у кого одежда была скудна, пришлось очень тяжело. Воевода, правда, велел сказать, чтобы мы за наши деньги сами искали себе помещения, но русским он в то же время запретил принимать нас иначе, как по его приказанию. Так же точно он велел выпороть стражника, поставленного у входа в речку Казанку за то, что тот нас пропустил. То же было сделано с мальчиком, который принял у болота в свою телегу наших гофмейстера и переводчика, когда они были посланы к воеводе.