Автор неизвестен Древневосточная литература - Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»

— Кто это там без спросу сел на мой ус?

Изумилась Великая Пэн:

— Что это? Не может быть! Я — Великая Пэн, птица, живущая в Северном море, и, раз я такая большая, решила я полететь далеко-далеко и посмотреть на южный край земли, долетела досюда, но устала, силы мои иссякли, решила здесь дать отдых крыльям. Кем же вы изволите быть, что такое большое дерево — это ваши усы? Назовитесь, пожалуйста! — прокричала она. Тогда снизу послышался зычный рёв:

— С твоим размером не стоило и думать попасть на южный край земли! Я, креветка, веками живущая на дне Южного моря, там не бывала ещё! Улетай сейчас же домой! — Так гордившаяся своей величиной Великая Пэн была посрамлена и улетела домой.

А раздражённая креветка подумала: «Такая мелкая птичка — а туда же, задумала попасть на южный край земли и полетела. А мне разве не по силам добраться туда?» — и поплыла из Южного моря дальше на юг. Спешит креветка, плывёт день и ночь по широкому синему морю, но нет конца дороге, и не видно, чтоб скоро подошёл к концу её путь. Вскоре обессилела креветка, увидела пещеру и решила в ней отдохнуть. Тут отовсюду послышалось:

— Чую, кто-то залез в моё ухо! Кто ты? Вылезай оттуда сейчас же! — и отвечала в испуге креветка:

— Я — креветка, что веками живёт на дне Южного моря, ко мне прилетала птица, и я сама направилась к южным пределам, но нет дороге конца, и решила я здесь отдохнуть. Но кто же ты, чьё ухо — вот эта пещера? — И отовсюду раздался голос, прокатилось по всей великой тысяче миров:

— Я — черепаха, живу в этом море с тех пор, как разделились небо и земля! Такой мелюзге, как ты, ни за что не добраться до южного края! Похвально, что ты на это решилась, но оставь этот замысел и плыви-ка домой! — Этот голос был слышен в небе и на земле. Так ничего не вышло и у креветки, и вернулась она домой ни с чем.

Слышал я, что после этого поплыла черепаха на юг посмотреть на южный предел, но ещё не вернулась, и, само собой, неизвестно, когда вернётся!

Такой поразительный рассказ поведал Иккю.

Даже Великая Пэн устаёт, так что села она на ветку дерева, чтобы дать отдых крыльям, когда снизу раздался громоподобный голос: «Кто это там без спросу сел на мой ус?»

Один столичный богач справлял пышные похороны и раздумывал, кого бы из монахов пригласить для проповеди. И так прикидывал, и эдак, а потом решил, что хоть и много известных и мудрых монахов, но никто не сравнится с преподобным Иккю из Мурасакино. Поминки были назначены на завтра, а потому он тут же послал кого-то к нему. Иккю тогда как раз прибирался — подметал хижину и наводил порядок во дворе, но был он лёгок на подъём и сразу же согласился.

После этого он переменил облик и стал выглядеть как нищий — вымазал руки и ноги грязью, напялил какое-то неприглядное рубище, как будто в нём ночевал на отбросах, пошёл к тому дому и стал вопить как попрошайка:

— Подайте на пропитание! Выкажите милость! — и так он кричал на все лады, а бессердечный хозяин разозлился и приказал:

— Что за урод! Выкиньте этого подонка отсюда!

Выбежали двое-трое слуг и принялись его пребольно бить, приговаривая: «Подавать будут завтра, а ты припёрся сегодня! Не смей кричать тут!» — само собой, не знали они, кто перед ними. Надавали ему тумаков, повалили, истоптали и ушли в дом. Иккю едва спасся, и вернулся в Мурасакино, размышляя о той жестокости.

А на следующий день он вновь принял прежний облик — чисто вымылся, отряхнул пыль с одежды, надел парадное облачение, накинул парчовое оплечье-кэса и стал выглядеть нарядно. Как пришёл он в дом того богача, тот очень обрадовался и стал приглашать его в покои, к алтарю. Но Иккю не делал дальше ни шага:

— Нет, дальше я не пойду! Я здесь побуду.

С тем и стоял, уподобившись каменной ступе [104] Каменные ступы использовались для разнообразных нужд, и их никогда не вносили во внутренние покои дома. . Хозяин растерялся:

— Что же это такое? Нехорошо, там ведь место для слуг! Пожалуйте внутрь! — и тянул Иккю за руку, а тот посмотрел на него и сказал:

— Угощать-то ты должен эту одежду! А меня угощать не нужно, — и прочитал стихи: