Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

Жрица никак не может решиться, но вдруг вспоминается ей тот давний день, когда уезжала она в Исэ и Государь, показавшийся ей. таким изящным и красивым, плакал, сожалея о разлуке. Безотчетная нежность, которая возникла тогда в ее юном сердце, вновь оживает в ней, словно и не было всех этих долгих лет. Тут же в ее памяти всплывает образ покойной миясудокоро, и она пишет:

Вот, кажется, и все, что она написала в ответ.

Гонца осыпали почестями и дарами. Гэндзи очень хотелось узнать, что ответила жрица, но он не решился спрашивать. Отрекшийся Государь был так красив, что, будь он женщиной, Гэндзи непременно увлекся бы им; жрица тоже отличалась замечательной красотой, так что они наверняка составили бы прекрасную чету, тогда как нынешний Государь был совсем еще юн… Гэндзи терзался сомнениями, ему казалось, что жрица в глубине души недовольна тем, как решилась ее участь, но изменить что-либо было уже нельзя, и он продолжал руководить подготовкой к церемонии, следя за тем, чтобы строго соблюдались все предписания, надзор же за непосредственным ее осуществлением поручил одному из своих приближенных, Сури-но сайсё. По-прежнему чувствуя себя виноватым перед бывшим Государем и не желая, чтобы тот узнал о его попечениях, Гэндзи старался делать вид, что приходит во Дворец с единственной целью – наведаться о Государе. В доме жрицы всегда собиралось много благородных дам, а как теперь ее обществом не гнушались даже самые знатные из них, раньше предпочитавшие большую часть времени проводить в собственных семьях, она оказалась окруженной такой великолепной свитой, какой прежде в столице и не видывали.

«Жаль, что ее мать не дожила. Как радовалась бы она, что старания ее увенчались успехом, как готовилась бы к этому дню», – думал Гэндзи, с тоской вспоминая ушедшую. Да и не он один, многие скорбели о ней, многим ее недоставало. Трудно было не отдать справедливой дани незаурядным дарованиям и душевному благородству миясудокоро, и разве не удивительно, что мысли Гэндзи то и дело возвращались к ней?

В тот день Государыня тоже находилась во Дворце. Узнав, что сегодня в его покоях появится новая дама, Государь томился любопытством и нетерпением, волнение, отражавшееся на его лице, чрезвычайно его красило. Он казался старше своих лет и обладал основательным умом, который редко встречается в столь юном возрасте.

– Скоро сюда пожалует очень красивая дама. Вам следует оказать ей достойный прием, – наставляла Государя мать, а он смущался, не зная, как следует себя вести. «Говорят, она совсем уже взрослая…»

Но вот спустилась ночь, и во Дворце появилась жрица. Она была так спокойна и сдержанна, так стройна и изящна, что Государь не мог отвести от нее глаз.

К обитательнице дворца Кокидэн он успел привыкнуть и не стеснялся ее. Новая же дама держалась с таким величавым достоинством, что он невольно робел, тем более что и Гэндзи был к ней чрезвычайно почтителен. Так вот и получилось, что обе дамы равно прислуживали Государю ночью, а дни он чаще проводил во дворце Кокидэн, теша себя невинными детскими забавами. Гон-тюнагон, отдавая дочь во Дворец, возлагал на нее большие надежды, и появление соперницы не могло не встревожить его.

Получив ответ на свое письмо, отосланное вместе со шкатулкой для гребней, отрекшийся Государь почувствовал, как трудно будет ему забыть жрицу.

Однажды к нему зашел министр, и они долго беседовали. Государь снова завел разговор о том памятном дне, когда жрица отправлялась в Исэ, но, поскольку прямо не говорил о своих чувствах, Гэндзи тоже решил не показывать своей осведомленности. Однако, желая проникнуть в тайные думы Государя, то и дело переводил разговор на жрицу и обнаружил, к величайшему своему сожалению, что она и теперь далеко не безразлична ему.

Зная, что Государя пленила прежде всего необыкновенная миловидность этой особы, Гэндзи изнемогал от любопытства, но, увы, приблизиться к ней было невозможно. Обладай она хоть малой долей той беспечности, которая обычно бывает свойственна юным годам, он, несомненно, нашел бы средство увидеть ее, но, отличаясь необыкновенной строгостью нрава, жрица вела себя теперь еще церемоннее прежнего, манеры же ее с каждым днем приобретали все большую утонченность, и Гэндзи радовался, видя, что ожидания его не оказались обманутыми.