Ватсьяяна Малланага: Кама Сутра

Ср. КВА, с. XV (Introduction by Dom Moraes).

AK; с. 138—140.

КабБ, с: 68 и сл. (впрочем, текст гл. 15 здесь опущен, так как "непристоен", — с. 260).

См. детальное исследование и переводы отдельных текстов в кн. Van Gulik, в частности, с. 70 и сл.; 121 и сл.; 125—134; 135—154; 193—196; 203—207; 26.8 и сл.; 277.

О соответствующих параллелях см. подробнее: Сыркин, Соколова. Аналогичный материал содержит и классическая японская литература, во многом находившаяся под влиянием китайской традиции. Ср.: Van Gulik, с. 122; 200 и сл.; 270 и сл. и др.

В этой связи представляют интерес и некоторые другие его произведения: "Средства от любви" (Remedia amoris), "Любовные элегии" (Amores), "Героики" (Heroides), "Об уходе за лицом" (De Medicamine faciei) и др.

Ср. Comfort, с. 125.

Так, одной из первых акций гитлеровцев после прихода к власти явилось прямое подавление научных достижений в этой области — варварский разгром Берлинского института сексуальных исследований (Institut fur Sexualwissenschaft), пользовавшегося международным признанием.

Приведем суждение Бертрана Рассела (Russell, с. 115—116): "Частота, с которой человек испытывает сладострастие, зависит от его собственного физического состояния; поводы же, пробуждающие в нем подобные чувства, зависят от социальных условностей, к которым он привык. Вид женских лодыжек был достаточным стимулом для раннего викторианца, между тем как современный человек остается равнодушным ко всему, что ниже бедра. Это — лишь вопрос моды в одежде. Если бы модой была нагота, она перестала бы возбуждать нас, и женщинам пришлось бы (как это и происходит у некоторых диких племен) прибегнуть к одежде, чтобы сделаться сексуально привлекательными. Те же точно соображения приложимы к литературе и к изобразительному искусству: то, что возбуждало в викторианскую эпоху, оставляет совершенно нечувствительными людей более откровенного века. Чем больше блюстители нравов ограничивают дозволенные рамки сексуального привлечения, тем меньше требуется для того, чтобы подобное привлечение обнаружило себя. Девять десятых привлекательности, исходящей от порнографии, вызвано чувствами, которые внушают юношеству моралисты: неприличием того, что связано с полом; одна же десятая коренится в физиологии и все равно проявляется тем или иным путем, каким бы ни было законодательство. На этом основании я, хоть и боюсь, что мало кто согласится со мной, твердо убежден, что в отношении непристойных публикаций вообще не следовало бы устанавливать какого-либо закона". История культуры превосходно иллюстрирует это мнение — отметим хотя бы характерные этнографические наблюдения над наготой (ср., например, Westermarck, с. 558). Читатель может вспомнить здесь и глубоко символичный библейский миф о грехопадении (Бытие 2.25; 3.7 и сл.), и — на ином уровне — его блестящий пародийный аналог у Анатоля Франса — рассказ о распространении, "по наущению дьявола, одежд среди пингвинов" ("Несомненно, стыдливость делает женщин непреодолимо заманчивыми..." — ср. "Остров пингвинов", кн. 2, гл. 1).

Ср. Bohr, с. 385 и сл.; Бор, с. 23, 126 и сл. и др.

Кстати, пушкинские слова, предшествующие этой фразе из "Моцарта и Сальери" ("Звуки умертвив, / Музыку я разъял, как труп..."), содержат еще одну примечательную оценку подобного вмешательства.

Впрочем, и этот перевод подвергся серьезной критике (см. Wezler).

Ср. в этой связи: Сыркин, 1967а; 1968.