Китайская военная стратегия

Если правители и служилые люди действительно хотят сделать миру добро и искоренить зло, они должны понять, что самое большое зло в мире – это захватнические войны».

Древний мудрец Лао-цзы (VI в. до н. э.) или, точнее сказать, приписываемая ему книга «Дао дэ цзин» («Канон Пути и Совершенства») породили другое традиционное учение Китая – даосизм, оказавший глубокое, быть может решающее влияние и на китайскую традицию стратегии. Лао-цзы разделяет посылку Конфуция о неразрывном единстве «пути Человека» и «пути Неба», но трактует это единство не столько в моральном, сколько в натуралистическом ключе: для него цель человеческого совершенствования состоит в возвращении к первозданной полноте бытия, еще не поврежденной людским мудрствованием, не расколотой на отдельные понятия, идеалы, ценности и прочие продукты человеческой мысли, а равно человеческого тщеславия, неизбежно разжигающие вражду между людьми. Мудрец, согласно Лао-цзы, подобен «еще не умеющему улыбаться младенцу», который безотчетно (и потому безмятежно) питается от «матери Неба и Земли», то есть Великого Пути мироздания. Презреть мирское знание и условности общества, уподобиться новорожденному и обрести блаженство в собственной помраченности – все эти заветы даосского патриарха предназначены, кажется, не для средних умов. Лао-цзы и сам признавал, что обыкновенные люди будут смеяться над его словами и, согласно легенде, в конце концов ушел из Китая на Запад, не найдя единомышленников. Покидая Китай, он все же оставил людям свою знаменитую книгу – небольшое собрание столь же глубокомысленных, сколь и темных афоризмов.

Впрочем, учение этого апологета младенческой наивности тоже сложилось не без влияния очень зрелых, углубленных и в своем роде весьма практичных размышлений. Лао-цзы хорошо понимал, что истинно благое, то есть законченное в себе и самодостаточное деяние, не может быть явленным и, следовательно, публичным и что благие намерения в политике слишком часто оказываются на деле источником и орудием зла. Лао-цзы против показной добродетели – он учит жить внутренним светом мудрости и любить человечество безграничной, не требующей благодарности родительской любовью. Его мудрец «темен» и непостижим для простых людей, но он «един с сердцем народа». Другой древний даосский философ, Чжуан-цзы, советует, «творя добро, держаться вдали от славы, а, творя зло, держаться вдали от плахи».

Не приемля цивилизацию, Лао-цзы отвергал и самую верную ее спутницу – войну. Война для него – печальнейшее событие, ибо мудрый правитель, утверждал он, должен всячески избегать военных действий. «Яростные сражения и многие победы – верный путь к гибели государства», – утверждается в древнем даосском трактате «Вэнь-цзы». Тем не менее мудрость пацифиста Лао-цзы оказалась со временем чрезвычайно плодотворной для китайской стратегической науки, и именно потому, что даосизм был равнодушен к обыденной морали, но учил духовной самодостаточности мудреца-правителя. Мы открываем здесь еще одну сторону того парадокса китайской стратегии, с которым уже сталкивались на примере конфуцианства: способность ничего не желать «для себя» наилучшим образом обеспечивает успех в мире. «Метафизические» качества даосского мудреца как-то незаметно, совершенно ненасильственно преломляются в принципы практической политики: его сокрытость в «утробе Пути» становится полезной скрытностью стратега, его пребывание у «начала вещей» дает ему дар предвидения, его «недеяние» позволяет извлекать максимальную пользу из естественного хода событий, а «чистый покой», взращиваемый благодаря «опустошению сердца», делает его особенно чувствительным к переменам во внешнем мире. Всем этим чертам даосского мудреца было уготовлено стать краеугольным камнем китайской стратегии, которая вся исходит из наличия непреодолимой грани между стратегом (который всегда есть одновременно мудрец и правитель) и «обыкновенными людьми», неспособными понять глубину мудрости предводителя. Подобно конфуцианскому мужу, даосский мудрец (прежде всего мудрый правитель!) не позволяет борьбе частных интересов затемнить «великое единство» Пути, ничем не проявляет себя и воздействует на своих подданных опосредованно, даже незаметно для них самих. Он «ничего не делает» – и в мире «не остается ничего не сделанного». Классическое правило для любого китайского стратега! Позднее оно породило учение о том, что правитель, воплощая собой средоточие мирового круговорота, должен пребывать в покое, а его чиновникам, напротив, следует ревностно трудиться на благо государства. Почитатели Лао-цзы среди китайских стратегов особенно ценили его советы полководцу быть предельно осторожным, всячески избегать открытого противостояния и даже как бы против своей воли идти на войну.