При этом мне припомнились слова, —
Их воин говорил с отвагой льва:
«К воде быстрей воды бежит собака,
Минует воду второпях, однако».
Свернул ты с благородного пути,
Когда решил на нас войной пойти,
Но ты мои почувствуешь удары,
Насильник, не укроешься от кары.
«Мой раб гораздо более велик, —
Так ты сказал, — чем тысячи владык.
Покорны мне все крепости вселенной», —
Так ты сказал, свидетель — мир нетленный.
Но знаешь сам, что множество путей
Ведут к воротам этих крепостей,
По тем путям проходит простолюдин,
И царь, и богатырь, чей жребий труден.
В ворота тщетно будешь ты стучать:
На них твоей погибели печать.
Когда меня в свои вельможи прочишь,
Ты этим имя лишь мое порочишь,
Но силу моего меча познав,
Забудешь ты свой милостивый нрав,
А сам найдешь ты мир, стремясь к покою,
Лишь под моей высокою рукою.
Тот путь, которым ты пошел — ничто!
Твои войска и твой престол — ничто!
Ты в трепете смиришься предо мною,
Когда свои дружины я построю.
Ты — лжец, хотя царем себя зовешь,
Но никогда не побеждает ложь…
Еще сказал ты, что меня ты ценишь,
В броню военачальника оденешь, —
Но я уже сейчас достиг высот,
Мой властелин мне оказал почет.
К тебе пришел я, властью наделенный
И знаменем Рустама осененный.
Даю тебе, Сова, трехдневный срок,
А в третий вечер протрубит мой рог:
Тебя своим кинжалом обезглавлю
И голову твою в Иран отправлю!»
Ответ услышав, пожелтел посол,
В отчаянье обратно он пришел.
Стал Совашах мрачнее черной ночи:
Дорога к смерти сделалась короче.
Сказал Фагфур: «Ничтожна вражья рать,
Зачем же убиваться и рыдать?»
Он приказал, чтоб всадников сзывала
На бой бряцающая медь кимвала,
Чтобы колоколов индийский звон
Был горным эхом гордо повторен,
Чтоб громко барабаны загремели,
Чтоб небеса от страха почернели.
Построил войско молодой храбрец, —
Задумчиво сказал ему отец:
«Избранник смелых, младший сын мой милый,
Развей пришельцев завтра грозной силой…»
Сложили всадники свои шатры,
В вечернем мраке вспыхнули костры,
И стиснутое горными грядами,
Простерлось полчище двумя рядами.
В шатре Бахрама собран был совет.
Что принесет воителям рассвет?
Уснули турки, прекратились клики,
Мир сделался ненужным для владыки.
Глава восьмая
Бахрам видит сон и вступает на заре в бой с Совашахом; смерть Совашаха
Уснул Бахрам, но дума о войне
Не улеглась; увидел он во сне:
Полки Турана движутся лавиной,
Они сражаются с отвагой львиной,
И полностью его разбита рать,
И сам он пешим вынужден бежать,
И друга нет ни спереди, ни сзади,
И тщетно он взывает о пощаде…
Проснулся он печален, удручен,
Но скрыл он ото всех тяжелый сон.
Бахрам, одевшись, ночь провел в тревоге.
Вдруг топот он услышал на дороге:
То прискакал Харрод Бурзин верхом,
От Совашаха убежав тайком.
Сказал Бахраму: «Где твоя охрана?
Иль ты силков не видишь Ахримана?
Храни бойцов по долгу главаря,
Их души не растрачивай ты зря.
Достоин будь высокого удела:
Великое начнешь ты завтра дело!»
Бахрам — в ответ: «В твоем роду, скажи,
Ужели все такие же мужи?
Все, видно, промышляют рыбной ловлей,
Зимой и летом заняты торговлей.
И ты закидываешь в лужу сеть, —
Тебе ли в бой лететь, мечом владеть?
Увидишь ты, когда заря проснется,
Достоин ли я званья полководца,
Увидишь ты, как превратятся в прах
И вражьи полчища, и Совашах!..»
Вот на добычу солнце-лев стремится.
Даль побелела, как лицо румийца.
Раздался гром трубы и гул копыт, —
И под копытами земля кипит.
Военачальник, с палицей и в шлеме,
Промчался перед воинами всеми.
Читать дальше