Ах, государь мой! вскричал тогда Светлосан: позволь _мне прервать твою речь: никак эту самую гору и видел я во сне, о коей объявлял я тебе в пустыне; и несчастного моего зятя… История его мне уже известна , перехватил речь его Видостан, и ты об ней сей же час услышишь; не мешай только мне рассказывать. Итак; сей свирепый уро д, сей лютый Карачун, недоволен будучи мщением над бедными моими подданными, решил стараться всеми силами и о мо ей погибели. Но видя что я ото всех сторон безопасен от его ухищрений, умыслил достичь до того коварством, чего не мог совершить открытою силою.
Сделал он, силою своего волшебства, привидение подобящееся ему во всем, которому приказал он пойти в мой замок, и раздражить меня до того , чтоб я его предал смерти. Что, как он мыслил, так и совершилось: привидение поражено было мною саблею, и по поражении своем сохранило вид разрубленного Карачуна, коего мнимый труп приказал я сжечь; и счел тогда себя избавленным от всех его гонений. В таковом мнении пробыл я до тех пор, пока несчастье мое не уверило меня, что он еще жив.
Между тем, по прошествии двух месяцев после сожжения мнимого Карачунова тела, случилось мне быть на охоте: пущенные гончие собаки в лес, для поднятия из нор пугливых зверей, подняли в малом расстоянии от меня, великий лай, что побудив меня и охотников моих думать, что они нашли зверя, понудило нас к ним скакать. Проехав несколько сажень, увидели мы на дереве красного цвета мартышку, на которую смотря лаяли мои собаки. Такой цвет на обезьяне показался мне чудным; а наипаче умножилось мое удивление, когда сей зверек начал кидать на меня печальные взоры, и телодвижениями своими старался мне показать, что он требует моего покровительства. Будучи от природы жалостливым, согласился я охотно помочь обезьяне: в следствие чего приказал я собак отогнать, а ее снять с дерева. Когда ж, ее сняли, и принесли ко мне, то начала, она, взглядами и движениями своими изъяснять мне свою радость и благодарение, что, меня столько тронуло, что определил; я иметь ее первым моим увеселением. Получив, такую хорошую добычу, не хотел я продол жать более охоты, и поехал в свой замок.
П риехав в оный, первое мое ста рание было, велеть, ее накормить. Сия милость, удвоила веселье её и благодарность, которые старалась она мне показать своими знаками; при всем том казались они мне принужденными, и задумчивость её, которая за ними последовала, дала мне приметить её грусть. Я старался ее утешить, но она прижав лапы к своему сердцу воздыхала, и показывая на моих придворных, трепала себя по груди. Сии знаки заставили меня рассуждать, чтоб она хотела ими дать знать; и наконец, по многим размышлениям, пришло мне в голову испытать помощью моей книги, не человек ли какой превращен в нее. Сия мысль столь утвердилась в моем воображении, что я тот же час решил ей сделать опыт. Чего ради, приведя ее в сей кабинет, взял я мою книгу, и сыскав в ней ту статью, которая научает какими словами разрушать очарование, прочел их над её головою. Лишь только окончил я чтение, как обезьяна исчезла, а вместо нее п редстал передо мною человек в п одобном вашему одеянии: он бросился к моим ногам, благодаря мне наичувствительнейшими словами за подание ему прежнего вида. Сие превращение весьма меня удивило, и побудило любопытствовать кто его привел в такое уничижительное состояние. Он охотно согласился рассказать мне свою повесть и объявил что он Вельдюз, Полоцкий Князь. Как, государь мой! вскричал с восхищением Светлосан, так это был мой зять?… Он точно, ответствовал Видостан, и вот что, по похищении его драконом; с ним случилось.
Сей крылатый змей, продолжал Видостан; подхватив его поднялся столь высоко: что он потерял из вида землю, и летел столь быстро, что ско рое стремление воздуха и притомужас, захватили у него дыхание и лишили чувств; Напоследок, когда он опамятовался, то увидел себя" в про странной каменистой степи, коей конца не мог он усмотреть. Сие зрелище в такой привело его страх, что он опять упал в обморок. Наконец, пришед в чувство, рассуждал, что ему зачать, в сей крайности: сие размышление завело его в глубокую задумчивость, из которой извлекло его стенание. Он оглянулся туда, откуда оное происходило, но только не мог ничего усмотреть, что страх его еще более умножило. Между тем стенание продолжалось, к коему мало помалу Вельдюз привыкая; осмелился наконец у ведать его причину.
Чего ради следуя на сей жалобный голос пришел он к зеленому камню, на котором сидела преужасной величины ядовитая жаба. Камень, который она покрывала, трепетал под нею, и испуская стон, произносил иногда жалобы человеческим голосом. Сие ч удо опять привело в ужас Полоцкого Князя, однако ж любопытство его одержало над оным верх. Отважился он изведать сию тайну: но не знал каким образом то учинить; сомневался он спрашивать о том у камня, думая, что он ему ответствовать не может, хотя и произносил некоторые слова на Персидском языке, но другой дороги к узнанию сего чуда ему не оставалось. Персидский язык он разумел, и так не трудно ему было на оном изъясниться: чего ради приступа к нему, спрашивал его, что он такое, и о чем приносит жалобы. Я был подобный тебе человек, ответствовал ему камень, и жалуюсь на несчастное мое состояние, в которое привел меня лютый волшебник со всеми моими подданными. Ежели сердце твое, присовокупил он, удобно к жалости, если человеколюбие природно тебе незнакомец! так избавь несчастного Владетеля от сего ужасного бремени, которое его терзает, и очарование его удерживает. Как же я могу это сделать, спрашивал его Вельдюз, коего робость при каждом камневе слове усугублялась? Это ни мало не мудрено: ответствовал ему камень; вооружись только бесстрашием, и сбрось с меня ужасную сию жабу.
Читать дальше