Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Именно это, думается мне, имелось в виду в словах одного спартанца: когда знаменитый олимпийский победитель Диагор Родосский в один день увидел олимпийскими победителями двух своих сыновей, тот спартанец подошел к старику и поздравил его так: «Умри, Диагор, живым на небо тебе все равно не взойти!» Так высоко – даже слишком высоко – ценят греки (вернее, ценили когда-то) олимпийские победы, что сказавший это Диагору спартанец решил, будто ничего нет выше трех олимпийских побед в одной семье, а стало быть, и Диагору нет нужды задерживаться в этом мире, подвергаясь превратностям судьбы.

Олимпийский победитель – победа на Олимпийских играх была одной из форм обожения: победителям ставили статуи, их считали избранниками богов, уже при жизни причисленным к ним. Сами игры устраивались не для рекордов, но как гадание по жребию, ради распознания воли богов и почитания любимцев богов: кто на этих играх победит, тот окажется избранником, «лучшим» в смысле «как бог». Ко времени Цицерона культ олимпиоников, победителей олимпийских игр, сходил на нет, учитывая многие трудности при проведении соревнований, подкупы и манипуляции.

Я тебе уже сказал в немногих словах, каково мое мнение, и ты согласился, что мертвые не испытывают никакого зла; а теперь хочу добавить, что в тоске и страхе эта мысль служит для нас немалым утешением. Собственную боль или боль за нас мы должны принимать сдержанно, чтобы не показаться себялюбцами. А по-настоящему мы мучимся, думая, что те, кого мы лишились, сохранили какую-то чувствительность в тех несчастиях, о которых твердит молва. Стряхнуть с себя, исторгнуть из себя этот предрассудок – вот чего я хотел; оттого, наверно, я и говорил так долго.

– Так долго? Для меня это совсем не долго. Начальной частью твоей речи ты достиг того, что мне самому захотелось умереть; дальнейшей речью научил меня относиться к смерти с безразличием и спокойствием; а вся речь в целом заведомо привела к тому, что смерть я более не считаю злом.

– Так нужно ли мне еще делать концовку на ораторский лад? Или уж оставим это искусство в стороне?

– Нет уж, не оставляй его: ты всегда считался украшением этого искусства, и по заслугам; да и оно, по правде сказать, служило украшением для тебя. Но какая же тут концовка? О чем бы ты ни повел в ней речь, я хочу послушать.

Концовка – завершающий речь пример, опровергающий какое-то неожиданное, но закономерное исходя из всего сказанного возражение. Пример такой концовки в русской литературе – рассказ о Кифе Мокиевиче и Мокие Кифовиче в конце первого тома «Мертвых душ» Гоголя как ответ «патриотам», обижающимся на многое, изображенное в этом произведении. В этом отрывке Цицерон опровергает возможное возражение, что хотя философия убеждает не бояться смерти, ее боятся даже многие философы, потому что их отвлеченные представления не согласуются с их бытовыми эмоциями. Цицерон на это возражает, что философ тоже может подражать богам, раз он изучает божественные свойства мироздания и божественное происхождение нравственности.

– Как мыслят о смерти бессмертные боги, об этом рассказывают в школах, притом без всякой выдумки, а со ссылками на Геродота и других многих писателей. Рассказ этот известен. У аргосской жрицы было два сына, Клеобис и Битон. По обряду, жрицу должны были в день уставного праздничного священнослужения ввозить в храм на колеснице; но от города до храма было далеко, повозка запаздывала, и вот эти юноши, сбросив одежды и натеревшись маслом, встали сами под ярмо – так жрица и явилась в храм на колеснице, запряженной собственными сыновьями, а в храме взмолилась богине, чтобы дети ее за любовь свою к матери удостоились бы самой высокой награды, которую боги могут дать человеку. Юноши были при матери за трапезой, потом отошли ко сну, а поутру их нашли мертвыми.

Подобной молитвой, говорят, молились Трофоний и Агамед: воздвигнув храм Аполлону Дельфийскому, они преклоненно обратились к богу, прося за творение свое и труд немалую награду – ничего определенного не назвали, а только сказали: «Что для человека лучше всего». И через два дня Аполлон воочию показал, что будет им дарована эта награда: едва наступил третий рассвет, оба были найдены мертвыми. Так судил бог, и даже тот самый бог, которому все остальные уступили дар провидения.

Есть такая сказка и о Силене: когда он попался в плен к Мидасу, то, говорят, за свое вызволение он вознаградил царя таким поучением: «Самое лучшее для человека – совсем не родиться, а после этого самое лучшее – скорее умереть». Такова же мысль и в «Кресфонте» Еврипида: