Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Поэтому, если эти души рассеиваются, то не иначе как высоко над землею, если же продолжают жить и сохраняют свой образ, то тем несомненнее они возносятся к небу, прорезая и разрывая воздух более густой и плотный, который ближе к земле. Ибо душа – пламеннее и жарче, чем этот воздух, который я назвал густым и плотным; это видно из того, что тела наши, сами по себе сложенные из земляной стихии, согреваются жаром души.

А вырваться из названного здешнего воздуха и прорвать его тем легче для души, что ничего на свете нет ее быстрее: никакая скорость не поспорит со скоростью души. Стало быть, если только душа остается нерушимой и подобной самой себе, то неизбежно она несется так, что прорезает и пронизывает это небо, влажное и сумрачное от испарений земли, с его тучами, дождями и ветрами.

В аристотелианской и стоической физике был известен круговорот воды. Правда, не в нашем понимании цикла ее перемещений, а как часть структуры атмосферы, где тяжелые водные явления тяготеют книзу, тогда как огненные явления, такие как зарницы, рвутся ввысь.

Преодолев наконец эту область, душа встречает и узнает природу, подобную себе; тогда она останавливается среди огней, в которых тончайший воздух слился с нежарким солнечным теплом, и выше уже не движется. В самом деле: оказавшись среди такой же теплоты и легкости, как и у нее самой, она словно уравновешивается на весах и более никуда не движется; здесь ее естественное место, здесь она окружена себе подобными, здесь она ни в чем не нуждается, а питает и поддерживает ее все то же самое, чем питаются и поддерживаются звезды.

Огни – любые небесные светила, вообще тела, существованием которых объясняется наличие света в космосе. Можно понять и так, что душа достигает сферы Солнца. Представление о том, что звезды возникают от раскаленности быстрого движения воздуха, восходит к Гераклиту Эфесскому и встречалось в стоических представлениях о космосе.

А так как тело наше всегда распалено всяческою алчностью и завистью ко всем, у кого есть то, чего нам хочется, мы воистину будем блаженны, лишь когда покинем тела и так освободимся от алчности и зависти. Впрочем, мы сейчас именно это и делаем: освободившись от забот, предаемся созерцанию и умозрению; это же мы будем делать и там, тем свободнее и тем полнее обращая все свои силы на рассмотрение и созерцание предметов, что уже от самой природы заронена в наши умы некая ненасытная жажда истины, а там весь вид этих мест, ожидающих нас, располагая к удобнейшему наблюдению неба, внушит нам и сугубую жажду познания.

Чем больше человек созерцает небо, тем больше его познает – этот тезис восходит к пифагорейству и платонизму, но воспринят в стоическом ключе спасения души как подражания бессмертному небу. В христианском богословии эта идея была переосмыслена как «эпектасис» (буквально: «растяжение, распространение, амбиция») – даже спасенный человек в раю, получивший сполна дар любви Божией, стремится получить еще большее блаженство и не оставляет амбиций и стремлений любви. Блаженству противопоставлены такие пороки как алчность и зависть, как мешающие широте такого подражания широкому небу.

Ведь именно красота и на Земле еще возбудила в нас, по слову Феофраста, «отцовское и дедовское любомудрие, взожженное жаждою знания». Особенно это относится к тем, кто еще в ту пору, когда люди на Земле жили во мраке, стремились провидеть сквозь этот мрак остротою умственного взора.

Жили во мраке – речь не просто о привычном нам сравнении знания со светом, а невежества – с тьмой, а о том, что люди еще не умели определять свой путь по светлым звездам, организовывать хозяйство на основе изучения их положения. Поэтому сразу вспоминается первый корабль «Арго» как первый опыт навигации.

В самом деле: ведь и теперь производит впечатление зрелище проливов при устье Понта, через которые проник

или океанский пролив,

Понт – Понт Евксинский, Черное море. «Арго» плавал к берегам Колхиды, на восточном черноморском побережье.

Каково же должно быть зрелище, когда предстанет нам вся Земля с ее положением, видом, очертаниями, с ее населенными частями и теми, которые из-за сильного зноя и холода остаются вовсе нетронутыми?

А мы ведь воспринимаем видимое не глазами; в самом теле нет ни единого чувства, зато (это говорят не физики, а медики, которые видели это и показали въяве) есть как бы пути, ведущие от седалища души к отверстиям глаз, носа и ушей. Поэтому-то не раз от задумчивости или от болезни мы и ничего не видим и не слышим совершенно здоровыми глазами и ушами, что лишний раз показывает нам, что видит и слышит именно душа, а не части тела, которые служат ей как бы окошками, но которыми ничего нельзя чувствовать без присутствия и участия ума.