Array Еврипид - Античная трагедия

Ни мягкости не знаешь, ни сочувствия.

О нем скорбеть что толку? Где помочь нельзя,
Там и напрасно убиваться нечего.

О, как мне ненавистно ремесло мое!

Оно при чем? Ведь разум говорит тебе,
Что не твое искусство эту боль родит.

По мне б, им лучше кто-нибудь другой владел.

Все тяжко, только над богами властвовать
Нетяжко, и свободен только Зевс один.

Я знаю. Да и кто не знает этого?

Поторопись же приковать преступника,
Чтоб не увидел вдруг отец, как медлишь ты.

Гляди-ка, вот и кольца приготовлены.

Надень ему их на руки и молотом
К скале прибей покрепче, не жалея сил.

Я не сижу, и дело, видишь, движется.

Сожми потуже, чтоб зазоров не было,
А то искать лазейки не его учить.

Ну, этою рукой не шевельнуть ему.

Так закрепи ж и эту, чтобы помнил впредь,
Что, как он ни искусен, Зевс искуснее.

Лишь Прометей и вправе побранить мой труд.

Теперь шипом железным и безжалостным
Ему с размаху, с силой грудь насквозь проткни.

Ах, Прометей, я плачу о беде твоей!

Опять жалеешь Зевсовых ты недругов
И стонешь? Не пришлось бы пожалеть себя.

Глаза боятся видеть то, что видишь ты.

Я вижу лишь возмездье справедливое.
Теперь кольцом железным охвати бока!

Не нужно понуканий. Все я сделаю.

Нет, понукать я буду и покрикивать.
Спустись теперь и скуй покрепче голени.

Покончено и с этим. Был недолог труд.

Теперь покрепче гвозди вбей в отверстия.
Работу будет строгий принимать судья.

Слова твои ужасны, как и облик твой.

Изволь, будь мягок сам. Но не брани меня
За мой суровый, твердый и жестокий нрав.

Уйдем! Железом тело сплошь опутано.

Вот здесь теперь и буйствуй, и права богов
Букашкам однодневным отдавай. Но кто
Из смертных сможет муки прекратить твои?
Нет, имя прозорливца незаслуженно
Дано тебе богами: как избавишься
От этих пут надежных, предскажи пойди!

О свод небес, о ветры быстрокрылые,
О рек потоки, о несметных волн морских
Веселый рокот, и земля, что все родит,
И солнца круг, всевидец, – я взываю к вам:
Глядите все, что боги богу сделали!
Глядите, какую меня обрекли
Муку терпеть тысячи лет,
Вечную вечность!
Эту позорную казнь изобрел
Блаженных богов новоявленный вождь.
От боли кричу, которой сейчас
Казнюсь, и от той, что завтра придет.
Мученью конца я не вижу.
Напрасен ропот! Все, что предстоит снести,
Мне хорошо известно. Неожиданной
Не будет боли. С величайшей легкостью
Принять я должен жребий свой. Ведь знаю же,
Что нет сильнее силы, чем всевластный рок.
Но ни молчать, ни говорить об участи
Своей нельзя мне. Я в ярме беды томлюсь
Из-за того, что людям оказал почет.
В стволе нартека искру огнеродную
Тайком унес я: всех искусств учителем
Она для смертных стала и началом благ.
И вот в цепях, без крова, опозоренный,
За это преступленье отбываю казнь.
Но что я слышу!
И шорох какой-то, и ветром пахнуло.
То боги, или люди, или, может быть,
Те и другие к утесам далеким
Пришли, чтоб казнь увидеть? Для чего ж еще?
Глядите, вот я, скованный, несчастный бог.
Да, я ненавистен и Зевсу и всем
Богам, что при Зевсовом служат дворе.
Они ненавидят меня потому,
Что меры не знал я, смертных любя.
О горе, что слышу? Не стая ли птиц
Шумит надо мною? От рокота крыл,
От мерного шелеста воздух дрожит.
Что б ни было это, мне страшно.

Ободрись! Не бойся!
Ведь с любовью наша стая
Взапуски, на крыльях быстрых
К этой скале прилетела. Отец
Просьбам дочерним внял.
Гнали меня легкие ветры.
Грохот железа проник и в глубь
Наших пещер, и, скромность забыв, босиком
Я в колеснице крылатой сюда метнулась.