В столь затруднительном положении, не находя никакого способа уплатить долг, Пасион подкупил рабов гостя (т. е. ферейца Пирона) и подделал условие, которое должен был получить Сатир в случае, если Пасион не удовлетворит меня. И после того, как он сделал это, он стал наглейшим из всех людей. Он заявил, что и в Понт он со мной плыть не намерен и договора со мной у него никакого нет, и потребовал, чтобы письменное условие было распечатано в присутствии свидетелей. К чему я буду вам, судьи, сообщать подробности? Ведь, в письменном условии, оказалось, будто бы стояло, что к Пасиону я не предъявляю никаких обвинений.
Все происшедшее я изложил вам возможно точнее. Я полагаю, что Пасион построит свою защиту на этом подделанном им документе и больше всего будет на него опираться. Будьте внимательны к моим словам, и я думаю, что сделаю для вас очевидной подлость Пасиона, основываясь на обстоятельствах заключения нами письменного условия.
Прежде всего, обратите внимание на следующее. Когда мы передавали гостю наш договор, по которому Пасион объявляет себя свободным от обвинений, я же заявляю, что должен получить от него деньги золотом, мы наказывали гостю сжечь письменное условие, если мы покончим между собой миром, если же нет, то отдать его Сатиру; что это было сказано, мы оба признаем. Однако, судьи, по какой причине мы поручили отдать письменное условие Сатиру? Разве мы не кончили миром, раз Пасион был уже свободен от обвинений и дело у нас было покончено? Но ясно, что мы заключили такой договор потому, что у нас оставались еще спорные вопросы, которые Пасион должен был уладить со мной согласно письменному условию. Далее, судьи, я имею изложить причины, по которым Пасион согласился возвратить деньги. Так как мы избавились от наветов на нас пред Сатиром, а Пасион сам оказался не в состоянии укрыть Китта, знавшего о сделанном мною вкладе денег на хранение, то он решил, что если выдаст на пытку раба, то обнаружится его мошенничество, если же не сделает этого, то будет подвергнут пене; в силу всего этого он и решил помириться со мной. Потребуйте же от Пасиона указать, ради какой выгоды или из-за какой опасности я освободил его от обвинений? Если же он ничего. подобного указать вам не может, то не правильнее ли будет, если вы более поверите — что касается письменного условия — мне, нежели ему? Достаточно легко, судьи, всякому понять, что мне, как обвинителю, если бы я стал опасаться опровержений, возможно было без всякого заключения договора прекратить дело, Пасиону же из-за возможности применить пытку к рабу и из-за тяжб, возбужденных пред вами, нельзя было по желанию освободиться от опасностей, если не склонить к тому меня, обвинителя. Таким образом, не мне, чтобы прекращено было преследование, а Пасиону о возвращении моих денег приходилось заключать договор. Еще неправдоподобнее допустить, что я, до составления письменного условия, настолько сильно усомнился в неблагоприятном исходе дела, что не только освободил Пасиона от обвинений, но и договором это подтвердил, а после того как я написал против себя подобного рода опровержение, только тогда я решил возбудить дело пред вами. Однако кто станет таким образом решать свои дела?
Самым же главным доказательством является то, что в договоре говорилось не об освобождении Пасиона от преследования, но о том, что он дал согласие выплатить мне деньги. Ведь когда Менексен возбудил против него дело, а письменное условие еще не было подделано, Пасион послал ко мне Агиррия, человека нам обоим преданного, и просил, чтобы я или склонил Менексена к примирению, или уничтожил заключенный с ним договор. Или вы, судьи, полагаете, что он действительно хотел уничтожить означенный договор, посредством которого он желал нас изобличить во лжи? Нисколько. После того как переделали документ, Пасион не стал говорить всего вышеизложенного, а во всем стал ссылаться на договор, требуя вскрытия самого документа. И вот каким образом первоначально он собирался уничтожить договор, я выставлю свидетелем самого Агиррия. Пусть предстанет он. (Показания Агиррия).
Я считаю вполне доказанным, что мы заключили договор не так, как пытался представить это Пасион, но так, как я вам изложил. Нет оснований удивляться, что Пасион подделал документ, не только потому, что уже подобные дела бывали, но потому, что некоторые из имевших дело с Пасионом уже совершили деяния гораздо более преступные.
Кто из вас не знает, как Пифодор, именуемый Скенитом, который все возможное и говорит и делает в пользу Пасиона, как он в прошлом году вскрыл урны для голосования и вынул жребии с именами судей, опущенные туда членами совета. Однако он, ради мелочей и подвергаясь уголовной ответственности, дерзнул вскрыть упомянутые урны, которые были опечатаны пританами, вторично опечатаны хорегами, охранялись казначеями, были положены на акрополе. После этого следует ли удивляться, если нашлись люди, подделавшие какой-то там договор, положенный на хранение у приезжего человека, раз им представлялась возможность поживиться столь большими деньгами; сделали же они это, или подкупив его рабов, или ухитрились иным способом. Обо всем этом не знаю, что мне сказать.
Читать дальше