Георгий Пахимер - История о Михаиле и Андронике Палеофагах

7. Когда после отца самодержавствовал Феодор Ласкарис, — женившийся на дочери его племянника по брату [9] Об этом раздельнее говорит Георгий Акрополит, личный свидетель события. «Царь (т. е. Иоанн, отец Феодора) принял Михаила Комнина (надобно разуметь Палеолога) и женил его на внуке брата своего севастократора Исаака Дуки Феодоре, которая у своего отца была одна, тогда как сын севастократора Иоанн, по смерти своего отца, оставался еще в младенчестве». Следовательно, эта Феодора доводилась племянницей царю Феодору Ласкари. Михаил Палеолог, украшенный достоинством великого коноставла [10] Достоинство коноставла дано было Михаилу Палеологу, кажется, по случаю его брака с Феодорою, т. е. дано еще Иоанном, а не Феодором, который всегда подозревал его в притязании царской власти. Значение коноставла определяется самим Пахимером. В Италии и Галлии это — констабль, comes stabuli при дворе великокняжеском — конюший. Подробнее см. Hofm. constabularios. (а с этим достоинством издревле соединено было право иметь в своих руках все итальянское войско), подозреваем был в стремлении к царской власти; да и всегда видно было, что питая эту задушевную мысль, он при благоприятных обстоятельствах затеет возмущение. Впрочем, отцу тогдашнего державного дал он присягу в верности, запечатленную страшными клятвами; к тому же ограничивало его и определение архиерейское, угрожавшее ему проклятием, если он вздумает отложиться и вступить в открытую вражду с лицами царствующими. В этом состоянии были дела, когда приняв от царя власть над западными войсками, возымел он повод вступить в тайные условия с правителем запада, Михаилом Ангелом. Условия состояли в том, что Михаил Ангел должен был выдать за Палеолога собственную дочь, а Палеолог обязывался предать Михаилу Ангелу царскую область и, не оставляя службы при царе, упрочить за ним обладание тою страною. Но один слуга донес об этом царю и, обвиняя Палеолога, утверждал, что сам допущен был к участию в заговоре. Тогда Палеолога вдруг схватили, лишили власти и скованным бросили в тюрьму. Это обвинение не могло не сделаться известным; но неизвестно было, правду ли говорит обвинитель, как он утверждал, или клевещет, как утверждал Палеолог, вызывавшийся даже за истину выйти на поединок [11] Этот обычай — решать спорное дело поединком, без сомнения заимствован был куриею восточной империи у латинян, во время крестовых походов; потому что до того времени на христианском востоке история не представляет примеров решения споров этим способом, тогда как на западе такой обычай еще в начале средневекового периода был в сильном ходу, и папы своими буллами стали преследовать его только с шестнадцатого столетия. ,— что в случае сомнительных доносов, по суду царей, издавна было в обычае. Как бы то ни было, только Михаил не мог избежать подозрения и окончательно очиститься от обвинения в неверности, но долго содержался в оковах под стражею, и подозрение преследовало его. Ни у кого в то время не доставало решимости ходатайствовать за него пред царем. Наконец тогдашнему патриарху Мануилу пришлось провести несколько месяцев в Лидии, где жил и царь. Собираясь выехать оттуда и узнав, что державный, по сему случаю, желал бы сделать иерарху что-нибудь приятное, Мануил тотчас, оставив все другое, стал ходатайствовать за узника и просил сжалиться над ним, как над жертвою клеветы. «Если ты, царь, отпустишь его и не совсем чистым от подозрения, говорил патриарх, все же он дает клятву относительно времени будущего, принимая на себя вместе с тем опасность подвергнуться наказанию церковному, чем связанный, не допустить в свое сердце не только самого дела, но и мысли об отложении, и как христианин, боясь суда Божия, останется нехитростно верным присяге, данной тебе и твоему роду». Уважив это предстательство, державный показал сочувствие к осужденному и ручался, что вполне возвратит ему душевное свое благорасположение, если и он вперед, по обещанию иерарха, будет твердо хранить данную царю присягу. Потом в бытность свою в Ахираях, вместе со многими архиереями, Мануил в ту самую минуту, когда стоял у жертвенника и приготовлялся к служению, посылает к державному одно из лиц, украшенных саном священства. Приняв посланного, державный тотчас освободил узника от оков и с удовольствием отпустил его к иерарху вместе с его подручниками. Как скоро Михаил вошел и выслушал от собора обычные увещания, тотчас, для большего подтверждения своей присяги царю, принял соборное определение о наказании; а потом, опять возвратившись к державному, удостоился великого его благорасположения. После того он вел себя осторожно и был внимателен к себе — с целью стать выше всякого подозрения, преимущественно потому, что носил высочайшее достоинство, особенно же боялся навлечь на себя подозрение того, который одною степенью власти стоял ниже его.