- Да, - зачем врать ребенку, тем более что это может оказаться правдой.
- Тогда ты плохой, - малыш развернулся и побежал к матери.
Я поднялся с колен. Возможно, он прав. Иногда я сам сомневаюсь.
От толпы отделился невысокий толстый мужчина. В отличие от остальных, на нем был костюм. Мэр или что-то в этом роде. Было видно - в тесной одежде он чувствовал себя неуютно.
- Добро пожаловать на Меру, - услышал я в третий раз. Впрочем, я понимал, это совсем не означает, что они рады меня видеть. - С дороги, отдохнуть?..
- Сначала дело, - отрезал я. Все понимали, зачем я сюда приехал и лучше не оттягивать это надолго.
- Ну что ж, пройдемте, - мужчина развернулся и затопал по улице. Я следом.
Когда я проходил мимо, толпа отхлынула, как будто я был заразный.
- Безматерник инкубаторский! - услышал я сзади полный презрения голос.
Я не обернулся. Зачем? Со временем каждый палач привыкает к подобным выкрикам. В конце концов, в длинной череде оскорблений, которые приходится выслушивать спиной - в лицо никто не решается - это не самое обидное. Отчасти он прав. Я действительно не знаю своей матери. Я даже не знаю, была ли она. Наверное, была, у каждого человека есть мать. Даже у палача.
Воспоминания вереницей проплыли перед глазами. В последнее время, я все чаще и чаще обращаюсь к прошлому. Это и понятно. Скоро мне тридцать, а дольше тридцати пяти палачи обычно не живут. Что-то не так с нашими организмами, и мы платим жизнями за свой дар. Или проклятие.
Ясли. Учеба. Наставники. Все палачи, все моложе тридцати пяти.
Я не жалею, что я умру, нет. Все когда-нибудь умирает, и палачи тоже. Палачи раньше других. Работа такая.
На одной из планет, мне пришлось казнить женщину. Я узнал, что она отдала своего ребенка в палачи. Это случилось двадцать пять лет назад. Мне тогда было ровно двадцать пять. У нее были большие карие глаза, совсем как у меня. Возможно, это была моя мать. А впрочем, мало ли во вселенной людей с карими глазами... Я старался не думать об этом. Я выполнял свой долг.
- Мы пришли, - объявил толстяк, остановившись у неотличимого от других серого здания. И зачем-то добавил, - это здесь.
Я кивнул.
- Откройте.
Толстяк начал лихорадочно рыться в карманах. Он заметно нервничал, и я понимал его. Скорее всего, это он предложил пригласить палача.
Наконец, он выудил длинный желтый ключ и вставил его в замочную скважину. Щелкнул замок, и тяжелая серая дверь отошла в сторону. Внутри было темно.
- Вот, - тяжело сглотнул толстяк.
- Заприте меня вместе с ней, - я зашел внутрь. - Через час откроете.
Толстяк вздрогнул.
- И-и-и... это все? - но я уже повернулся к нему спиной.
Я скорее чувствовал, чем видел, как дрожали его руки, поворачивающие ключ в замке.
Я постоял некоторое время, привыкая к темноте.
- Если хотите, можно включить свет. Это у двери, - раздался голос. Женский голос. Удивительно приятный.
Я протянул руку и повернул выключатель.
Лампа была тусклая, но и ее оказалось достаточно, чтобы осветить все закоулки небольшой комнаты. Шкаф. Тумбочка. Кровать. Окна нет. Других дверей тоже. Подсобка или что-то в этом роде.
На кровати, поджав под себя длинные ноги, сидела девушка. Совсем молодая, нет и двадцати. Высокая. Длинные волосы, правильные черты лица, пропорциональная, в серой бесформенной одежде, фигура, большие небесно-голубые глаза, удивительно схожие с глазами старика.
Девушка была потрясающе красива. В этой одежде и этой комнате она казалась чем-то чужим, совершенно противоестественным, неизвестно как попавшим в окружающее убожество.
В глазах светились испуг, мольба и... бесчисленное количество раз так смотрели на меня. Карими, зелеными, серыми, красными, голубыми, но... никогда еще смотревшие глаза не были столь потрясающе красивы. Никогда еще в них не светилось столько жажды жизни...
- Вы палач? - уже в который раз за сегодня, мне задали этот вопрос.
- Да, - я почему-то чувствовал себя виноватым, хотя из нас двоих в этой комнате, убийцей была она.
- И вы меня...
- Это будет видно позже.
Я поставил внезапно ставший тяжелым саквояж и подошел ближе. Она старалась держаться уверенно, но при виде шагающего в ее направлении палача невольно отстранилась. В голубых озерах (кто придумал такое сравнение для глаз) плескался самый настоящий ужас.
- Не бойся, - неожиданно нежно произнес я, - я только дотронусь до твоей головы, - произнеся это, я сам удивился. Еще никогда мне не доводилось говорить столь длинных фраз. Жертвам.
Читать дальше