Admin - i 422a965560a818ed

Такие опасные для Капереда мысли развивались, сплетались в единый клубок и привели к решению.

Лимей все как на духу расскажет патриарху семьи Зижав и сдаст на руки этого чужестранца. Пусть сам принимает решение. Но до тех пор чужака бросят во дворе, а не в самом доме. Тогда вред, причиненный чужаком, будет уменьшен. Пострадают только домашние рабы.

Все это прошло мимо Капереда. Его разум был затуманен болью, тело не реагировало на внешние воздействия. Со стороны могло показаться, что торговец умирает. Но это было далеко не так.

Откуда же варварам знать, что на самом деле происходило с чужестранцем.

Дом населяла большая семья. Отец семейства принял Лимея, не стал корить его за болезнь сына. Единственное, чего не понимал варвар, зачем ему чужеземный лекарь, который и сам теперь нуждался в помощи жрецов.

- Этот человек повинен в болезни твоего сына, он брался излечить его, - объяснил Лимей.

Этих слов достаточно, чтобы оправдаться. Лимей торопился скорее убраться из дома гостеприимца. Не хотел мозолить глаза могущественному человеку, который наверняка потребует забрать с собой чужестранца. А такая обуза варвару совсем не нужна.

Он смог убедить патриарха в том, что чужестранец сможет ответить на некоторые вопросы о болезни его подопечного. Потому необходимо дождаться, когда он придет в себя. А если не придет, то его тело можно бросить в реку. Никто не станет требовать за чужестранца возмещение, его боги и родня остались далеко на юге.

Рабы не желали прикасаться к брошенному во дворе больному. Обходили его стороной; главы семьи не настаивали, чтобы слуги заботились о чужестранце. Все внимание рода было приковано к умирающему сыну, а не к его спутнику.

Лимей, отбыв положенное время, поторопился найти барку, идущую на юг. Никто его не задерживал, лишь отправили вместе с ним запечатанное письмо - от одного патриарха к другому.

В письме не содержалось ничего порочащего Лимея, так что единственное наказание он получил от собственной совести. После того как вскрыл запечатанное послание.

Каперед несколько дней не приходил в сознание; он бредил, его лихорадило. Организм, лишившийся пищи, протестовал, но его требования едва пробивались через пелену боли, оплетшую разум торговца. Он бы все равно ничего не смог съесть, пища не удержится в животе.

Возможно, это обстоятельство ускорило выздоровление Капереда. В дальнейшем он много размышлял над прошедшими событиями. Ведь до сего момента никто не мог похвастать тем, что был свидетелем избавления из сетей дурмана.

Каперед все бы отдал за то, чтобы обойтись без этого опыта. К тому же, для работы ему все еще требовалось снадобье. Так что излечение лишь временное.

Какую бы боль не приносила эта зависимость, употреблять снадобье просто необходимо.

Открыв глаза, Каперед увидел свои вещи, которые были разбросаны вокруг. Словно собака разорвала его котомку и разбросала все вокруг. Склянки в беспорядке лежали на песке, обрывки свитков занесло под деревянный порог дома.

Восходящее солнце отражалось от драгоценной поверхности стекла. Редко местные варвары видят настоящее стекло, привезенное с юга. Цветные склянки, похожие на застывшие брызги краски. Мастера стекольщики способны из любого материала сотворить удивительное произведение. И ценятся эти склянки намного больше, чем глиняные сосуды.

Лежащие вокруг черепки указывали на то, что большая часть сосудов не уцелела. Каперед моргнул, соображая, кто бы мог так грубо разбить все драгоценные предметы, какие он собирал. Зачем же их разбивать, если их можно продать?! Уцелели лишь некоторые предметы, да стеклянные сосуды, потому что их стенки были довольно толстыми.

Затем он понял, что сам и разбил все вещи. Во время агонии он мял, рвал и бросал свой мешок. Вот к чему это все привело. На ладонях остались незажившие царапины, оставленные острыми черепками. Еще повезло, что не пострадали жилы. Остался бы без рук торговец, а какой с него тогда прок?

Каперед приподнялся, разлепил спекшиеся губы. Его мучила страшная жажда, звук текущей воды он услышал бы и за милю.

Колодец находился под навесом с другой стороны двора, но ближе были конюшни и псарня, где в поилке находилась вода. Ее-то и почуял Каперед, к ней он и потянулся.

Идти он не мог, слишком ослабел. Ноги покалывало, кровь устремилась в передавленные онемевшие конечности. Он спал в неудобной позе, скрутившись из-за судорог.

Капереда не волновало, что он будет пить из собачьей поилки. Сейчас его беспокоила только жажда. Вместе с жидкостями из него вышла болезнь, тело очистилось, но требовалось пополнить запасы, чтобы соки организма пришли в норму. Это не восстановит общий баланс, но все равно необходимо. До полного восстановления еще далеко.