Keith Richards - Life

Несмотря на это, а может быть, как раз благодаря тому, как это расслабляюще на него подействовало, следующий год, 2004-й, был лучшим годом, который я провел с Миком бог знает с каких времен. Его как-то сильно отпустило, уж не знаю почему. Может, из-за возраста и из-за понимания, что вот оно, все, что ты нажил и что у тебя есть на самом деле. Я думаю, много в чем это было связано с обстоятельствами Чарли. Я уехал к Мику во Францию в 2004-м, чтобы начать писать вместе следующий альбом — первый за восемь лет, — который потом стал назваться А Bigger Bang. Мы сели у него дома на первый или второй день, как я приехал, с акустическими гитарами — так, попробовать что-то накропать. И Мик говорит: какой ужас, у Чарли нашли рак. Повисла довольно многозначительная пауза — типа что же нам теперь делать? Для меня это был удар — круче не бывает, потому что он, по сути, говорил, что нам, возможно, нужно взять перерыв и подождать новостей от Чарли, посмотреть, что будет дальше. И я на минутку задумался, а потом сказал: нет, давайте запускаться. Мы только начинаем писать материал. Чарли нам пока не нужен. И Чарли бы серьезно разозлился, если б мы все свернули просто потому, что он на какое-то время оказался нетрудоспособен. Ничего хорошего для Чарли в этом не было бы, и вообще, блин, нам нужно песни писать. Давай сделаем несколько, пошлем Чарли пленки, и пусть он будет в курсе, на какой мы стадии процесса. Так мы и сделали.

Шато у Мика просто замечательное: Луара недалеко, примерно в трех милях, а над ней красивейшие виноградники, а под ними пещеры, которые были устроены, чтобы хранить вино ровно при сорока пяти градусах [7 °С], из года в год. Прямо настоящее шато капитана Хэддока, совсем как у Эрже208. Мы постоянно общались, наработали кое-какой неплохой материал. Стало меньше ковыряния и неясности. Когда ты четко ощущаешь желание работать вместе, вместо того чтобы думать: черт, как бы это зафиксировать, — все совсем по-другому. То есть, ну честно, если работаешь с кем-то уже сорок лет с гаком, то ведь не бывает так, чтобы все гладко и ровно. Приходится и со всякой неприятной херней разбираться — это как в браке.

Моим местом отдыха вне Ямайки стал Пэррот-кэй, местечко на островах Теркс и Кайкос к северу от Доминиканы. С Ямайкой, конечно, никакого сравнения, но Ямайка подпортила свою репутацию у моего семейства в связи с кое-какими неприятными инцидентами. А на Пэррот-кэй, наоборот, спокойствие не нарушается ничем, и меньше всего попугаями. Попугаев здесь отродясь не бывало, и само название Пэррот-кэй явно было переделано из Пайрэт-кэй какими-то озабоченными инвесторами совсем недавно. Сюда приезжают гостить мои дети и внуки, и здесь по подолгу живу сам. Слушаю американские радиостанции, которые специализируются на жанровой музыке: рок 1950-х шумит в круглосуточном режиме, пока я не почувствую, что пора переключиться на блю-грассовый канал, который просто охренительно хорош, либо на что-нибудь из хип-хопа, ретро-рока или альтернативы. Что я не слушаю, это стадионный рок. Слишком напоминает то, чем я сам занимаюсь.

Я написал в своей тетрадке:

После пребывания здесь месяц или около того, вырисовывается странный цикл. На протяжении недели эскадрильи стрекоз устраивают летное шоу, достойное Фарнборо, а потом исчезают. Как бы то ни было, через несколько дней прилетают стаи маленьких оранжевых бабочек и начинают опылять цветы. Кажется, это какая-то система. Я обитаю здесь в соседстве с несколькими видами. Две собаки, один кот. Рой (Мартин) и Киоко, его японская дама (или в обратном порядке, Киоко с Роем, её ист-эндским бриллиантом) Потом Ика, прекрасная (но неприкасаемая) дворецкая. Что за женщина! Балийка! Мистер Тимоти, милейший местный черный джентльмен, который ухаживает за садом и у которого я покупаю смастеренные его женой корзины и поделки из пальмовых листьев. Да, и еще несчетные полчища гекконов (всех размеров) и, возможно, одна-две крысы. Тостер (кот) честно зарабатывает себе пропитание: ловит больших мотыльков! Еще имеются яванский и балийский бармены (злыдни). Местные морячки добавляют колорита. Но завтра мне пора обратно в холодильник. Опять паковаться. Пожелайте мне удачи.

Это было написано в январе 2006-го, после перерыва в туре Bigger Bang на рождественские каникулы. Я собирал вещи, чтобы снова ехать играть: сначала на Суперкубке в феврале, а после этого, через две недели, мы давали один из самых грандиозных рок-н-ролльных концертов за всю историю — в Рио, для двух миллионов человек. Получалось довольно хлопотливое начало года. А ровно за год до этого я прогуливался по пляжу, карабкался по камням, и на берегу на меня набрел Пол Маккартни — как раз перед тем, как он сам должен был играть на Суперкубке. Определенно, это было самое необычное место для нашей встречи после стольких лет, но, определенно, самое лучшее, потому что у нас обоих было время поговорить, может быть, в первый раз с тех самых ранних дней, когда мы находили покупателей для песен еще до того, как их сочиняли. Он просто заявился ко мне и сообщил, что узнал, где я живу, у моего соседа Брюса Уиллиса. «Да я так просто зашел. Ничего, ты не против? Извини, что не позвонил’’. Учитывая, что я к телефону все равно не подхожу, по-другому он бы меня никак и не выловил. Я чувствовал по Полу, что ему очень нужно отвлечься от своих дел. Пляж там длинный, и, конечно, такие вещи понимаются только потом, задним умом, но что-то у него в жизни было явно не в порядке. Его разрыв с Хэзер Миллс, которая в тот раз приехала с ним, был уже не за горами.