Дэвид Роуз - Будущее вещей. Как сказка и фантастика становятся реальностью

И снова у Клиффорда Насса из Стэнфорда находим пример в одном из его исследований. В 1996 г. он проводил эксперимент, в ходе которого пытался выяснить, как люди воспринимают роботов, способных на ответную реакцию. В ходе исследования испытуемые гораздо охотнее выполняли утомительное и сложное задание, если имели дело с компьютером, проявлявшим предупредительность. Результаты эксперимента подтверждают, что мы склонны строить свои отношения с машинами по образцу межличностных.

Исследователи пробовали и другие подходы к изучению природы взаимоотношений между роботами и людьми. Кристоф Бартнек, например, провел роботизированную версию знаменитого эксперимента Милгрэма. В изначальной версии испытуемые Милгрэма постепенно увеличивали напряжение в электрошокере, подсоединенном к незнакомому человеку. Его страдания (на самом деле ненастоящие, как и электрошокер) не останавливали испытуемых, если исследователь продолжал подталкивать их к увеличению напряжения. В эксперименте Бартнека вместо актера фигурировал робот-кошка. Испытуемым предлагалось сыграть в игру на компьютере, в то время как робот просто сидел рядом. Одной группе испытуемых достался робот, проявлявший некоторое участие, а другой группе — равнодушный. Как только игра заканчивалась, предлагалось выключить робота. Вся загвоздка заключалась в том, что робот не хотел, чтобы его выключали, и начинал молить о пощаде. Естественно, испытуемые заволновались. Им было, конечно же, неприятно, ведь у них было такое ощущение, будто им предлагается убить кошку. Особенно неохотно нажимали на кнопку «Выкл.» те, кому достался участливый робокот.

Почему это важно? Особенности нашего отклика на неотению и то, с какой легкостью мы поддаемся очарованию вещей, обладающих хотя бы намеком на индивидуальность, подводят нас вплотную к основной проблеме социальной робототехники: теории «зловещей долины».

Многие из нас хоть раз мечтали об обладании двойником, допельгангером[10], нашей копией-роботом, но чем ближе мы подходим к воплощению этой мечты, тем менее привлекательной она становится. Если бы мы были в состоянии создать идеальную копию человека, обладающую всеми навыками общения, человеческой логикой, памятью и эмоциональными переживаниями, проблема взаимодействия человека с компьютером была бы решена. Нам даже не пришлось бы называть это интерфейсом типа «человек-компьютер», ведь конструируя такого допельгангера, мы бы фактически создавали интерфейс «человек-человек».

Однако идея такого копирования человека может оказаться в корне ошибочной. В 1970 г. специалист в области робототехники Масахиро Мори ввел в обиход термин «зловещая долина». Он полагает, что чем ближе человекоподобные роботы становятся к своему прообразу, тем более неприемлемыми, даже пугающими кажутся всякие несовпадения и недостатки. У нас не возникает такой проблемы с индустриальными роботами или С-3PO, поскольку их механическая природа заведомо очевидна. Они не угрожают нашему восприятию самих себя. Но ведь и Франкенштейн уже близок к тому, чтобы быть копией человека. Он, по большей части, состоит из человеческой плоти и крови. Однако все неестественные компоненты — болты в шее, швы на лбу, неуклюжая медвежья походка — делают его пугающим. Мори заключает, что всякая попытка создать робота, точно копирующего человеческие черты, заведомо обречена на провал.

Мощный посыл этого предостережения, однако, не остановил сторонников очеловечивания машин. В 2000 г. Honda представила Азимо — «самого совершенного человекоподобного робота в мире», и он явно находится на самом краю «зловещей долины». У него удивительно человеческая пластика, он может прыгать на одной ножке и бегать упругим шагом со скоростью 9 км/ч на полусогнутых ногах. Азимо может взять бутылку, открутить крышку и налить воды в стакан. Он умеет ходить в толпе, не врезаясь в людей, может пожать руку и обладает естественной жестикуляцией. Если бы не шаровые крепления на месте суставов, то можно было бы подумать, что на самом деле под пластиковым корпусом находится маленький человек. Деталь, благодаря которой Азимо все же не проваливается в «зловещую долину», — это его лицо. Лица нет, только пустая темная панель.

Азимо — прекрасный пример «смешения категорий». Нам не нравится, когда природа окружающих нас вещей неясна. Именно поэтому нас смущает расплывчатость в вопросах гендерной принадлежности (помните Пэт — андрогинного персонажа из программы SaturdayNightLive?[11]). По той же причине мужчины и женщины в большинстве своем стараются подчеркнуть различия при помощи одежды, прически, макияжа, поз и жестикуляции. Андрогиния угрожает нашим стереотипам восприятия и вызывает конфликт категорий, сопровождающийся чувством тревоги.